Александр II (часть 1, I-VI)

— Император Всероссийский, старший сын Великого Князя — впоследствии Императора — Николая Павловича и Великой Княгини Александры Феодоровны; родился в Москве 17-го апреля 1818 г.; объявлен Наследником престола 12-го декабря 1825 г.; пожалован титулом Цесаревича 30-го августа 1831 г.; 16-го апреля 1841 г. — сочетался браком с принцессой Максимилианой-Вильгельминой-Августой-Софией-Марией Гессен-Дармштадтской, нареченной во св. миропомазании Великой Княжной Марией Александровной, родившейся 27-го июля 1824 г., скончавшейся 22-го мая 1880 г.; вступил на престол 19-го февраля 1855 г.; коронован 26-го августа 1856 г.; имел детей: Великую Княжну Александру Александровну, родившуюся 18 августа 1842 г., скончавшуюся 16 июня 1849 г.; Цесаревича Николая Александровича, родившегося 8-го сентября 1843 г., скончавшегося 12 апреля 1865 г.; Цесаревича — ныне благополучно царствующего Государя Императора — Александра Александровича, род. 26-го февраля 1845 г.; Великих Князей: Владимира Александровича, род. 10-го апреля 1847 г.; Алексея Александровича, род. 2 января 1850 г.; Великую Княжну Марию Александровну, род. 5 октября 1853 г.; Великих Князей: Сергея Александровича, род. 29 апреля 1857 г., и Павла Александровича, род. 21-го сентября 1860 г. Скончался 1-го марта 1881 года.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Великий Князь, Наследник и Цесаревич Александр Николаевич (1818—1855).

Детство (1818—1826).

Колыбелью Императора Александра II была Москва — колыбель русского царства. В среду, на Пасхе, 17-го апреля 1818 года, в исходе 11-го часа утра, в архиерейском доме, что при Чудовом монастыре — ныне Николаевский дворец, — Великая Княгиня Александра Феодоровна разрешилась от бремени сыном-первенцем, нареченным Александром. В собственноручных ее "Воспоминаниях" находим следующий рассказ об этом событии: "В 11 часов я услыхала первый крик моего первого ребенка. Ники целовал меня, заливаясь слезами, и вместе мы возблагодарили Бога, не зная даровал ли Он нам сына или дочь, когда матушка (Императрица Мария Феодоровна), подойдя к нам, сказала: это сын. Счастье наше удвоилось, а впрочем, я помню, что почувствовала что-то строгое и меланхолическое при мысли, что это маленькое существо призвано стать Императором!" 201 пушечный выстрел возвестил первопрестольной столице о рождении Великого Князя. На другой день было отслужено торжественное благодарственное молебствие в Успенском соборе, в присутствии Двора, высших военных и гражданских чинов.

Во исполнение обета Великий Князь Николай Павлович соорудил придел во имя св. Александра Невского в церкви Нового Иерусалима. "Это, — писал он архиепископу московскому Августину, — смиренное приношение счастливого отца, поверяющего Отцу Всемогущему свое драгоценнейшее благо: участь жены и сына... Пускай пред алтарем, воздвигнутым благодарностью отца, приносятся молитвы и о матери, и о сыне, да продлит Всемогущий их жизнь, для собственного их счастья, на службу Государю, на честь и пользу отечеству".

Вдохновенными стихами приветствовал Жуковский рождение царственного отрока в послании к августейшей его матери:

Прекрасное Россия упованье

Тебе в твоем младенце отдает.

Тебе его младенческие лета!

От их пелен, ко входу в бури света,

Пускай тебе во след он перейдет,

С душой, на все прекрасное готовой;

Наставленный: достойным счастья быть,

Великое с величием сносить,

Не трепетать, встречая рок суровый,

И быть в делах времен своих красой.

Лета пройдут, подвижник молодой,

Откинувши младенчества забавы,

Он полетит в путь опыта и славы...

Да встретит он обильный честью век,

Да славного участник славный будет,

Да на чреде высокой не забудет

Святейшего из званий: человек!

Жить для веков в величии народном,

Для блага всех — свое позабывать,

Лишь в голосе отечества свободном

С смирением дела свои читать:

Вот правила царей великих внуку!

Жизнь Александра II была исполнением вещего пророчества поэта, призванного стать его наставником.

В день рождения племянника Император Александр Павлович находился в Варшаве, для открытия первого сейма восстановленного им Царства Польского. Известие о радостном событии получил он на пути в Одессу и Крым, 27-го апреля, в местечке Бельцах Бессарабской области, и тотчас же назначил новорожденного Великого Князя шефом лейб-гвардии гусарского полка.

Таинство св. крещения совершено над Александром Николаевичем в Москве, в церкви Чудова монастыря, 5-го мая, в присутствии Императриц: Елисаветы Алексеевны и Марий Феодоровны, духовником их императорских величеств, протопресвитером Криницким. Восприемниками были: Император Александр Павловичу Императрица Мария Феодоровна и дед новорожденного со стороны матери, Фридрих-Вильгельм III, король прусский. Младенца внесла во храм статс-дама графиня Ливен; по сторонам ее шли, поддерживая подушку, главнокомандующий Москвы генерал от кавалерии Тормасов и действительный тайный советник князь Юсупов. По окончании обряда, во время пения Тебе Бога хвалим, произведен салют в 201 выстрел из пушек, поставленных в Кремле, у Алексеевского монастыря, при колокольном звоне всех церквей московских. Божественную литургию совершал архиепископ Августин. К причастию подносила новорожденного августейшая восприемница, после чего, возложив на него поднесенные обер-камергером Нарышкиным знаки ордена св. Андрея Первозванного, ее величество, следуя примеру матери Петра Великого, положила младенца в раку, где почивают нетленные мощи св. Алексия, митрополита московского. В тот же день, в покоях вдовствующей Императрицы, был обеденный стол для высшего духовенства, статс-дам и особ первых трех классов, а вечером по всей Москве зажглась блестящая иллюминация.

При первом известии о рождении первородного внука король прусский пожаловал ему орден Черного Орла, знаки коего были доставлены в Москву ко дню крещения, а вскоре и сам король решился отправиться в Россию, чтобы порадоваться на семейное счастье любимой дочери. 1-го июня прибыл в Москву из путешествия по Южной России Император Александр I, а вслед за ним, 3-го числа того же месяца, приехал и Фридрих-Вильгельм III, в сопровождении двух сыновей: наследного принца и принца Карла. К концу июня Двор возвратился в Петербург.

Царственный ребенок зимой жил с августейшими родителями в Аничковом дворце; лето же обыкновенно проводил с ними в Павловске, у Императрицы Марии Феодоровны, которая с любовью наблюдала за его первоначальным воспитанием и руководила выбором наставниц. Под главным наблюдением Ю. Ф. Барановой, дочери близкого друга вдовствующей Императрицы, начальницы воспитательного общества благородных девиц Ю. Ф Адлерберг, сын которой состоял в должности адъютанта при Великом Князе Николае Павловиче, младенец был вверен уходу надзирательницы Н В. Тауберт и бонн-англичанок А. А. Кристи, М. В. Касовской и Е. И Кристи. На попечение бабушки оставляла молодая чета своего сына во время двух поездок за границу, предпринятых для поправления здоровья Великой Княгини Александры Феодоровны, с сентября 1820 года по август 1821 года и осенью 1824 года.

Летом 1824 года, когда Александру Николаевичу минуло шесть лет, началось его военное воспитание, под руководством достойного и опытного наставника, всей душой преданного своему делу. Выбор Великого Князя Николая остановился на лично известном его высочеству ротном командире состоявшей в его заведовании вновь образованной школы гвардейских подпрапорщиков, капитане Мердере, храбром боевом офицере, израненном в походах 1805 и 1807 годов и бывшем в продолжение многих лет дежурным офицером в 1-м кадетском корпусе. 8-го июля, на параде в Красном Селе, высоко ценивший педагогические способности Мердера Николай Павлович испросил разрешение Государя на назначение его воспитателем к сыну, а на другой день Мердер уже сопровождал царственного питомца на маневрах гвардейского корпуса. Встретясь с ним, Император Александр I воскликнул: "Здравствуй, брат Мердер! Ты со своим молодцом тоже здесь! Он, я думаю, охотник до всего военного". Действительно, уже в пору раннего детства, военные игры были любимой забавой Александра Николаевича.

С первых дней Мердер вполне оправдал ожидания и доверие Великого Князя Николая, который писал ему из Берлина в сентябре 1824 года: "Добрые вести о сыне моем меня душевно радуют, и я молю Бога, дабы укрепил его во всем добром. Продолжайте с тем же усердием, с которым вы начали новую свою должность, утвердите и оправдайте мое о вас мнение. Мне весьма приятно слышать, сколь матушка довольна успехами Александра Николаевича и вашим с ним обхождением". 17-го апреля 1825 года, в седьмую годовщину своего рождения, Великий Князь произведен в чин корнета с зачислением в л.-гв. гусарский полк.

По воцарении Императора Николая I манифестом 12-го декабря 1825 года Александр Николаевич провозглашен Наследником всероссийского Престола. Объявили о том семилетнему ребенку утром 13-го декабря, с запрещением, впрочем, впредь до предполагавшегося на следующий день обнародования манифеста, рассказывать кому-либо; ребенок много плакал. 14-го декабря, когда мятежные полки столпились уже на сенатской площади, флигель-адъютант Кавелин получил от Государя приказание перевезти Наследника из Аничкова в Зимний дворец. Он застал его за раскрашиванием литографической картинки, изображавшей переход Александра Македонского через Граник, посадил в извозчичью карету и, в сопровождении Мердера, подвез к крыльцу Зимнего дворца, со стороны набережной. На "маленького Сашу" (le petit Sascha) — так звали Александра Николаевича в императорской семье — в первый раз в жизни надели Андреевскую ленту и отвели его в голубую гостиную, где находились обе Императрицы. По возвращении Государя с площади во дворец он пожелал вывести Наследника к построенному на дворе гвардейскому Саперному батальону. Камердинер вдовствующей Императрицы, Гримм, снес его на руках по внутренней лестнице, а Император, обратясь к саперам, просил их полюбить сына, как сам он любит их; потом передал его на руки находившимся в строю георгиевским кавалерам, приказав первому человеку от каждой роты подойти его поцеловать. Саперы с кликами радости и восторга прильнули к рукам и ногам Наследника. Обстоятельство это занесено в формулярный список его высочества в следующих выражениях: "1825 года, декабря 14, во время возникшего в С.-Петербурге бунта, когда Государь Император, начальствуя лично л.-гв. Преображенским и Конным полками, рассеял собравшихся на Петровской площади злоумышленников и затем с прочими войсками лейб-гвардии, пребывшими верными долгу и присяге, занял окрестности Зимнего дворца — находился при Особе его величества на большом дворцовом дворе, который был тогда занят л.-гв. Саперным батальоном". В тот же день Император повелел сохранить Наследнику навсегда на мундире л.-гв. гусарского полка вензелевое изображение имени Императора Александра ?, пять дней спустя, 19-го декабря, назначил его шефом л.-гв. Павловского полка, а 30-го того же месяца — канцлером Александровского университета в Финляндии.

Первую половину лета 1826 года Александр Николаевич провел с двумя сестрами, Великими Княжнами Марией и Ольгой, в Царском Селе. Весь придворный штат его состоял лишь из воспитателя, капитана Мердера, и надзирателя, уроженца французской Швейцарии Жилля. Отсутствие всякой пышности и этикета в обстановке Наследника крайне удивило чрезвычайного французского посла, маршала Мармона, по сравнению с многочисленным двором и чопорной торжественностью, с колыбели окружавшими малютку-герцога Бордоского. Но едва ли не больше поразил его ответ Императора Николая на просьбу представиться Наследнику. "Вы, значит, хотите вскружить ему голову, — сказал Государь. — Какой прекрасный повод к тому, чтобы возгордиться этому мальчугану, если бы стал выражать ему почтение генерал, командовавший армиями! Я тронут вашим желанием его видеть, и вы будете иметь возможность удовлетворить его, когда поедете в Царское Село. Там вы встретитесь с моими детьми. Вы посмотрите на них и поговорите с ними; но церемониальное представление было бы непристойностью. Я хочу воспитать в моем сыне человека, прежде чем сделать из него Государя". Герцог Рагузский не замедлил отправиться в Царское Село, где в парке увидел сына и двух старших дочерей Императора. Про Наследника он говорит в своих "Записках": "Его решительность меня прельстила. Он управлял небольшой лодкой на речке, протекающей по парку, и когда один из сопровождавших меня офицеров попросил перевезти его чрез речку на этой лодке, последняя, при быстром входе в нее офицера, пошатнулась настолько, что в нее втекла вода. Другой ребенок этого возраста непременно бы вскрикнул. Он же не выказал ни малейшего смущения и схватил сначала багор, чтобы оттолкнуть лодку от берега, потом весла, чтобы грести. При этом он проявил замечательную уверенность в себе и хладнокровие".

10-го июля Александр Николаевич, предшествуя августейшим родителям, отправился из Царского Села в Москву, где имело совершиться коронование Императора Николая. Сопровождали его, кроме воспитателя Мердера, гувернер Жилль и учитель рисования, живописец Зауервейд. Великий Князь и его спутники останавливались в городах по пути для обеда и ночлега, и пользовались тем для ознакомления с их достопримечательностями. В Новгороде осматривали они Софийский собор с его древностями, дом Марфы Посадницы, мост, строившийся через Волхов; в Вышнем Волочке — шлюзы каналов; в Торжке Наследник накупил для подарков родным своим и знакомым местных произведений: парчовых и шитых серебром и золотом поясков, сапог, башмаков. В Твери полюбовались они Волгой и на седьмой день приблизились к Москве. Всюду народ восторженными кликами приветствовал Наследника, густыми массами толпясь у его экипажа. Не доезжая двух верст до Петровского дворца, навстречу ему выехала Императрица Мария Феодоровна. Радость его при свидании с нежно любимой бабушкой, по словам очевидца, "превосходила всякое описание". В Петровском дворце Великий Князь и его свита должны были ожидать прибытия в Москву Государя и царствующей Императрицы.

26-го июля состоялся торжественный въезд их величеств в Москву. Наследник сидел в карете с августейшей матерью, Императрицей Александрой Феодоровной, которая, проведя в Кремлевском дворце всего три дня, переехала с детьми на дачу графини А. А. Орловой-Чесменской — Нескучное, где оставалась три недели перед коронацией, отложенной вследствие ее нездоровья. Библиотека Орловского дома — ныне Александрийский дворец — служила учебной комнатой Александру Николаевичу. Утро проводил он в ней в занятиях с учителями; остальная часть дня посвящалась военным упражнениям, осмотру достопримечательностей Москвы, прогулкам по загородным садам и окрестностям. Наследник прежде всего ознакомился с московскими святынями, посетил Кремлевские соборы, монастыри: Чудов, Донской и Данилов; внимательно обозревал Оружейную палату, побывал и на некоторых заводах и фабриках, участвовал в соколиной охоте. Верхом ездил он на Воробьевы горы, в Останкино, в Архангельское и следил за маневрами, происходившими вокруг столицы. На большом параде 30-го июля появление его в свите Государя, на прекрасном коне, которым он управлял с большой ловкостью, привлекли к нему всеобщее внимание многотысячной толпы зрителей. Все взоры обратились на Великого Князя, все были в неизъяснимом восторге, в особенности, когда восьмилетний ребенок, на фланге лейб-гусарского полка, проскакав мимо Императора, ловко к нему подъехал и грациозным и уверенным движением остановил коня. Ветеран великой наполеоновской армии, маршал Мармон, уже любовавшийся на Наследника, когда тот, в пехотном строю, командовал взводом гренадер, вдвое выше его ростом, не мог не выразить в эту минуту Государю своего удивления смелости и искусству молодого наездника. "Вы, быть может, воображаете, — ответил Император Николай, — что я испытываю чувство тревоги, беспокойства при виде столь дорогого мне ребенка в этом вихре, но пусть он лучше подвергается опасности, которая выработает в нем характер и с малолетства приучит его стать чем следует, благодаря собственным усилиям". "Вот что можно назвать прекрасным воспитательным приемом, — замечает герцог Рагузский, — а когда он применяется к воспитанию человека, призванного стать во главе великой империи, то должно ожидать наилучших последствий".

22-го августа происходило в Большом Успенском соборе венчание на царство Императора Николая и Императрицы Александры. В торжественном шествии из Кремлевского дворца в собор Наследника вел за руку дядя его и представитель короля прусского, принц Карл. На царский обед в Грановитой палате он глядел из тайника, где накрыт был стол для всех членов Императорской фамилии. Вечером Кремль и вся Москва осветились бесчисленными огнями. Наследник выехал в коляске с воспитателем, чтобы посмотреть иллюминацию. "Едва показался он, — рассказывает Мердер в дневнике своем, — раздалось радостное:

ура! Народ толпой бросился к коляске; власть полиции исчезла; все уступает толпе радостного народа; подобно морскому валу воздымающемуся, лезут друг на друга; падают, вскакивают, бегут, хватают за колеса, рессоры, постромки; крики: ура!

Александр Николаевич, наш московский князь!

Ура!

Ура! Трогательная картина! Но далее ехать было трудно, из опасения раздавить кого-нибудь из народа. Возвратились назад. С балкона любовались Иваном Великим".

В блестящих балах и маскарадах, данных во дворце, в большом театре, в дворянском собрании, в домах русской знати и представителей иностранных дворов, Александр Николаевич не участвовал, но присутствовал на фейерверке и народном празднике. 30-го августа отпраздновал он свои именины в кругу сверстников, детей московского генерал-губернатора князя Д. В. Голицына, графов Виельгорского и Толстого, князя Гагарина, Пашкова и других, приглашенных на дачу графини Орловой, в числе десяти мальчиков и десяти девочек: пили чай, вечером в саду играли в зайцы, в комнатах — в другие игры. Именинник получил много подарков, и между прочим прекрасную верховую арабскую лошадь от бабушки Императрицы Марии Феодоровны. В этот день Государь назначил его шефом польского 1-го конно-егерского полка.

21-го сентября Александр Николаевич, простясь с августейшими родителями, выехал из Москвы и 27-го того же месяца прибыл в Царское Село.

II. План воспитания (1826—1828).

Постоянной заботой Императора Николая было дать Наследнику своего Престола воспитание, вполне соответствующее его высокому призванию. Тотчас по воцарении он избрал ему в наставники В. А. Жуковского.

Поэт весь отдался порученному ему великому делу. Летом 1826 года он испросил себе продолжительный отпуск за границу, с двойной целью: поправить расстроенное здоровье и подготовиться к трудной и ответственной обязанности руководителя умственным и нравственным воспитанием Наследника. После лечения водами в Эмсе Жуковский поселился на зиму в Дрездене, откуда писал племяннице А. П. Елагиной: "Работы у меня много, на руках моих важное дело. Мне не только надобно учить, но и самому учиться, так что не имею права и возможности употреблять ни минуты на что-нибудь другое... По плану учения Великого Князя, мною сделанному, все лежит на мне. Все его лекции должны сходиться в моей, которая есть для всех пункт соединения; другие учителя должны быть только дополнителями и репетиторами. Можете из этого заключить, сколько мне нужно приготовиться, чтобы лекции могли идти без всякой остановки. С этой стороны болезнь моя есть для меня благодеяние: она дала мне целых шесть месяцев свободных, и я провел их, посвятив свои мысли одной главной, около которой вся моя деятельность вертелась. И теперь, это решено на весь остаток жизни. У меня в душе одна мысль, все остальное только в отношении к этой царствующей. Могу сказать, что настоящая положительная моя деятельность считается с той минуты, в которую я вошел в тот круг, в котором теперь заключен. Прежде моя жизнь была dans le vague. Теперь я знаю, к чему ведет она".

Те же чувства выражал Жуковский в письмах к Императрице Александре Феодоровне: "Мое положение — истинно счастливое" — читаем в одном из них. "Я весь поглощен одной мыслию, она всюду следует за мною, но не тревожит меня. Эта мысль, основанная на любви, оживляет мое существование. Всякое утро я просыпаюсь рано и приступаю к своей работе. По-видимому, она кажется сухой: я составляю исторические таблицы, но она имеет для меня всю прелесть моих прежних поэтических работ. Весь мой день ей посвящен, и я прерываю ее только для приятной прогулки. Я почти никого не вижу и не желаю видеть. Я нахожусь здесь (в Дрездене) не в качестве путешественника. Я должен здесь, как и в Петербурге, всецело принадлежать моему труду. Чего я могу более желать! В настоящем — занятие, наполняющее душу; в будущем — продолжение, в течение нескольких лет, того же занятия, которое будет расширяться и разнообразиться по мере своего движения вперед. И какая цель в конце всего пройденного пути! Да, у меня не осталось уже ничего личного! Всякая добрая мысль при своем зарождении уже имеет свой особый интерес. Слава, долг, религия, любовь к отечеству, словом, все, что присуще духовной природе человека, уже не останавливает на себе моего внимания исключительно ради меня самого, но столько же ради того, в душе которого эти высокие мысли должны принести благодетельные плоды для человечества. Для меня явления истории, люди, составившие счастие или несчастие своего времени, не служат более простыми предметами любопытства; но я вижу в них уроки, которые могут быть преподаны, образцы, которые могут быть предложены, опасности, которых следует избегать, и занятия утратили для меня свой определенный характер: они всегда могут иметь свое полезное приложение. Я был бы совершенно счастлив, если бы мысль о моей неопытности не тревожила меня так часто. Эта неопытность положительное зло, для которого непременно следует искать исхода, и, быть может, со временем я сам укажу на него".

Плодом усиленных трудов и глубоких размышлений Жуковского был составленный им к осени 1826 года и тогда же отправленный на утверждение Государя в Петербург "План учения". Доклад этот представляет выработанную до мельчайших подробностей программу нравственного воспитания и умственного развития вверенного поэту царственного питомца.

Целью воспитания вообще и учения в особенности Жуковский провозглашает образование для добродетели. Воспитание достигает этой цели развитием прирожденных добрых качеств, образованием из них характера нравственного, предохранением от зла, искоренением дурных побуждений и наклонностей; учение образует для добродетели, знакомя питомца с тем, что окружает его, с тем, что он есть, с тем, чем он должен быть как существо нравственное, с тем, для чего он предназначен как существо бессмертное. Сообразно этим началам, учение подразделяется на три периода: отрочества, от восьми до тринадцати лет, — учение приготовительное; юности, от тринадцати до восемнадцати, — учение подробное, и первых лет молодости, от восемнадцати до двадцати лет, — учение применительное.

Первый период Жуковский сравнивает с приготовлением к путешествию: надо дать в руки питомцу компас — под которым разумеется первоначальное развитие ума и сердца посредством усвоения религиозных правил; познакомить с картой — сообщив ему вкратце, но в последовательной связи, в ясной и полной системе, те знания, которые будут впоследствии преподаваться в подробностях; снабдить его орудиями для приобретения сведений и для открытий в пути — то есть обучить его языкам и развить в нем природные дарования. Во втором периоде, питомец предпринимает самое путешествие: путеводный компас в руках; карта известна; дороги означены; нет опасности заблудиться; ум приготовлен; любопытство возбуждено. Во избежание смутности и беспорядка в понятиях, должно преподавать в отдельности науки, нужные питомцу как члену просвещенного общества, и более подробно те, что нужны ему по его назначению. Под первыми разумеются науки антропологические, имеющие предметом человека: история, география — то есть этнография и статистика, — политика, философия; под вторыми — науки онтологические, имеющие предметом вещь: математика, естественная история, физическая география, технология и физика. Наконец, третий период — окончание путешествия. Сведения собраны; остается их обозреть, привести в порядок и определить, какое должно быть сделано из них употребление? В этом периоде задача наставника — возбудить самодеятельность в питомце, который, не занимаясь никакой наукой отдельно, сам составляет себе коренные правила жизни, как произведение того, что дало ему воспитание и учение. Пособием служит ему чтение классических книг, преимущественно тех, кои знакомят его с его высоким назначением и страной, которой он должен посвятить жизнь свою. Жуковский следующим образом формулирует самостоятельные занятия третьего и последнего периода, как конечного вывода двух предшествующих: 1) обозрение знаний, приобретенных во втором периоде; 2) взгляд на место, занимаемое человеком в обществе, и на обязанности, с ним соединенные; 3) отчет в самом себе, перед самим собой, и утверждение в правилах добродетели; 4) идеал человека вообще и государя в особенности.

Окинув одним взором всю совокупность учения, наставник останавливается на первом его периоде, программу которого излагает подробно. Главная его забота — избежать в преподавании путаницы и беспорядка, строго придерживаясь установленной системы и постепенно переходя от легкого к трудному. Предметы учения он разделяет на четыре разряда.

К первому разряду относятся: практическая логика — для образования ума, и начала христианской нравственности — для образования сердца. Параллельно упражняется ум — усвоением начальных понятий геометрии, счета, русской грамматики; развивается сердце — ознакомлением с главными фактами священной истории и извлечением из них нравственных правил, основанных на учении Спасителя.

Во втором разряде программа расширяется. На вопрос: где я и что меня окружает? дают ответ естественные науки: география математическая и физическая, общие понятия о минералогии, геологии, ботанике и зоологии. Отсюда естественный переход к человеку, и сам собой разумеется второй вопрос: что я? Объясняют человека в самом себе общие понятия о строении человеческого тела, в смысле физическом, и общие понятия психологии, в смысле нравственном. Отношения человека к окружающей его природе определяет технология; отношения его к человеку и к обществу — естественное право, история, география и статистика. Третий вопрос: чем я быть должен? Ответом служит мораль как выражение нравственности частной, обязанностей человека пред самим собой, и политика как выражение общественной нравственности, обязанностей его пред обществом. Четвертый вопрос: к чему я предназначен? разъясняют метафизика как учение о человеке, существе духовном и бессмертном, и Богопознание, обнимающее религию естественную и откровенную.

Особенное внимание обращает Жуковский на методу преподавания, высказываясь в пользу формы разговорной, возбуждающей самодеятельность ученика, с наблюдением постепенности, сохранением меры, всяческим облегчением труда, достигаемых занимательностью изложения. Жуковский настаивает на способах к утверждению в памяти питомца преподанных ему знаний через методическое разделение предметов, соединение чувственного с умственным посредством рисунков, картин, таблиц и частое повторение; окружение ученика предметами, беспрестанно напоминающими ему и в свободное время о том, что занимало его в часы учения; соединение с главной учебной целью изучения языков и самых игр, как-то: волшебного фонаря, фантасмагории, панорамы.

Третий разряд составляет обучение иностранным языкам: французскому, немецкому, английскому и польскому, посредством правильного произношения, практического приобретения навыка говорить и понимать, что говорят, и легких упражнений в слоге. К четвертому разряду относится развитие природных дарований, преподавание рисования и музыки, гимнастика, ручная работа и чтение. С рисованием Жуковский соединяет знакомство с главными основаниями архитектуры, а также иллюстрацию прочих учебных предметов; о гимнастике он говорит, что цель гимнастических упражнений есть не одно развитие и укрепление сил телесных, но в то же время и дарование мужества и способов владеть собой во всех обстоятельствах жизни, и потому эта важная часть воспитания требует методического плана, как и все другие. Он замечает по этому поводу: "Великий Князь не должен ничего делать без правил; каждый предмет его учения должен беспрестанно напоминать ему, что во всем главное есть правило". Для упражнения в ручной работе, наставник предлагает токарное и столярное мастерства и даже игрушечное кораблестроение. Важное значение придает он выбору книг для чтения, полагая, что чтение должно идти рядом с учением: "Надобно читать мало, в порядке, одно полезное: нет ничего вреднее привычки читать все, что ни попадет в руки. Это приводит в беспорядок идеи и портит вкус. Для детей множество написано книг. Есть много хорошего на немецком, английском и французском языках, но почти нет ничего на русском. Почитаю необходимым сделать строгий выбор из сего множества материалов; многое перевести на русский, нужное написать по-русски, все привести в порядок, сообразуясь с планом учения и, таким образом, составить избранную библиотеку детского чтения для первого периода". По мысли Жуковского библиотека эта должна была состоять из трех отделений: первое — содержащее весь учебный курс, лекции в их связи с картами, рисунками, таблицами; второе — чтение приятное, т. е. собрание таких сочинений, которые занимали бы ум, говорили бы воображению, оживляли бы нравственное чувство и образовали бы вкус, и третье — чтение наставительное, книги, соответствующие по содержанию воспитательным целям и соображенные с планом и предметами преподавания.

Жуковский тщательно распределял по часам занятия в учебные и в неучебные дни, разумея под последними дни воскресные и праздничные, дни рождения и именин Государя, обеих Императриц и самого Наследника, первые четыре дня Пасхи и Святки, от Рождества до Нового года. Сверх того, ежегодно полагались летние вакации, с половины июня по 1-е августа. По предначертанию наставника вакационное время имело быть посвящено практическому изучению военного искусства.

Василий Андреевич вполне понимал необходимость для будущего Государя России освоиться с ратным делом, но его тревожило опасение, как бы слишком раннее участие в парадах и смотрах не отразилось неблагоприятно на умственном и нравственном развитии царственного питомца. Мысли свои по этому важному вопросу он со смелой и прямодушной откровенностью выразил Императрице, по поводу появления Наследника верхом на военных торжествах в Москве, во время коронации. "Эпизод этот, Государыня, — писал он ей, — совершенно излишний в прекрасной поэме, над которой мы трудимся. Ради Бога, чтобы в будущем не было подобных сцен. Конечно, зрители должны были восхититься появлением прелестного младенца; но какое же ощущение произвело подобное явление на его разум? Не понуждают ли его этим выйти преждевременно из круга детства? Не подвергается ли он опасности почитать себя уже человеком? Все равно если бы осьмилетнюю девочку стали обучать всем хитростям кокетства! К тому же эти воинственные игрушки не испортят ли в нем того, что должно быть первым его назначением? Должен ли он быть только воином, действовать единственно в сжатом горизонте генерала? Когда же будут у нас законодатели? Когда будут смотреть с уважением на истинные нужды народа, на законы, просвещение, нравственность? Государыня, простите мои восклицания, но страсть к военному ремеслу стеснит его душу; он привыкнет видеть в народе только полк, в отечестве — казарму... Не думайте, Государыня, что я говорю лишнее, восставая с таким жаром против незначащего, по-видимому, события. Нет, Государыня, не лишнее! Никакие правила, проповедуемые учителями в классах, не могут уравняться в силе с впечатлениями ежедневной жизни".

Собственный взгляд на военное образование Александра Николаевича Жуковский изложил подробно в "Плане учения", повергнутом им на воззрение самого Государя. Он советовал подражать примеру Петра Великого, для которого потешный полк хотя и представлял забаву, но такую, что создала Полтавского героя. Наставник предлагал образовать подобный потешный полк или корпус из благовоспитанных детей, числом от 100 до 200, снабдив его всем, что входит в состав армии, но с тем, чтобы он оставался в сборе исключительно в вакационное время, то есть не более шести недель в году, от половины июня до конца июля. Каждая вакация составляла бы полную кампанию, а каждая кампания имела бы предметом изучение какой-либо отдельной отрасли военного искусства. Так, первая кампания посвящена была бы фронтовой службе, вторая — полевым укреплениям, третья — артиллерии и т. д. Жуковский предполагал включить сюда со временем и навигацию, обратив Царскосельский пруд во "всемирный океан, на котором две маленькие яхты могут в один день совершить путешествие вокруг света". Таким образом — рассуждал он — Великий Князь, играя и переходя все степени военного, от солдата до генерала, ознакомился бы со всеми требованиями службы, дойдя постепенно до высших военных наук: тактики и стратегии, заняться которыми возможно с успехом не ранее как по основательном изучении математики. "Одно только необходимое условие, — настаивал Жуковский, — чтобы сии военные наставительные игры принадлежали исключительно одной эпохе года и нисколько не вмешивались в остальное ученье, которое, в противном случае, расстроят совершенно, ибо уничтожат внимание".

Целью этих игр и упражнений наставник полагал не одно приобретение военных сведений, но укрепление сил физических и нравственное образование ученика. "Великому Князю, — развивал он мысль свою, — должно быть не простым солдатом, а мужем, достойным Престола России. И здесь целью было бы не одно знание фрунта, механически приобретаемое, но и деятельное пробуждение высоких человеческих качеств — смелости, терпения, расторопности, присутствия духа, осторожности, решительности, хладнокровия, словом, всего, что составляет воина, в истинном, прекрасном знаменовании сего слова. Великий Князь был бы в толпе людей, имел бы товарищей, наравне с другими нес бы тяжесть долга и службы; все это самым благоприятным образом могло бы действовать на его ум и сердце, развернуло бы в нем все чистое, человеческое и укоренило бы его характер". Крайне важным представлялся Жуковскому выбор начальника этого потешного полка. "Он должен быть, — говорил он, — не простым знатоком фрунта, привыкшим видеть в солдате одну машину, но просвещенным знатоком военного дела, способным понимать, что во власти его душа будущего повелителя миллионов, может быть назначенного некогда стать перед русской армией и решить судьбы народов. Такой человек должен быть знаком не только с механическими подробностями службы военной — мелкими и разве потому принадлежащими Государю, что он, как Петр Великий, не должен быть чужд никаких подробностей, — но и с высоким назначением воина, которое он должен знать не из военного устава, но из всемирной истории, из дел Аннибала, Юлия Кесаря, Густава-Адольфа, Фридриха. Скажу более: при выборе такового наставника надобно смотреть не на одни знания военные, но и вообще на просвещение и характер нравственный, дабы, наставляя, он мог и воспламенять душу ко всему великому и героическому. Одним словом, сию часть воспитания Великого Князя почитаю одною из самых важных: сим способом он может или быть навсегда испорчен, т. е. обращен в мелочного солдата, или быть образован для истинного героизма, для чести своего века, для твердого блага России".

Личный состав воспитателей Наследника был уже определен Императором Николаем. Мердер оставался надзирателем за особой Великого Князя, с именем воспитателя; Жуковский назначался надзирателем за его учением, в звании наставника. В "Плане учения" Василий Андреевич, умалчивая о круге деятельности своего военного сотоварища, распространяется о собственных обязанностях. Себе предоста