Барятинский, князь Александр Иванович

— генерал-фельдмаршал, член государственного совета, род. 2 мая 1815 г., от второго брака князя Ивана Ивановича Барятинского с графинею Мариею Федоровною Келлер, ум. в 1879 г. Вскоре после рождения ребенка неизвестный человек оставил на лестнице дома рисунок-гороскоп, как полагают, произведение одного из членов существовавших тогда в России масонских лож. Предсказания гороскопа не вполне сбылись, но все-таки замечательно, что оправдалось главное пророчество о победах на Востоке, о призрении пленника; а совет быть великодушным к побежденным сделался девизом будущего фельдмаршала. На князе Александре, как на старшем представителе рода, было сосредоточено все внимание отца, ревностного англомана, и для воспитания его была составлена особая инструкция, которая однако впоследствии не могла быть выполнена со всею точностью. Согласно ей, князь Александр Иванович до пятилетнего возраста оставался под женским присмотром, а затем должен был перейти на попечение гувернеров. Этот первоначальный период жизни посвящался развитию физических сил и ловкости: холодные купанья, гимнастические упражнения, езда на неоседланных лошадях — вот средства к достижению этой цели. С семилетнего возраста отрок должен был уже приступить к изучению языков — русского, славянского, латинского и греческого, причем главнейше следовало обращать внимание на родное слово. Одновременно с этим начинялось обучение рисованию и арифметике. С 12 лет надлежало приступить к изучению механики и прикладной математики, а эти науки должны были приохотить юношу к занятиям земледелием, что и составляло конечную цель и заветное желание составителя инструкции. Князю Александру предполагалось отвести участок земли для агрономических опытов и предоставить земледельческие орудия. Он должен был основательно изучить многопольное хозяйство и устройство машин, равным образом и искусство межевания, а также научиться свободно обращаться с столярными инструментами. Такое практическое воспитание имело назначением выработать в князе самостоятельность, деловитость и сознательное отношение к окружающей жизни. В программу воспитания входило также развитие памяти изучением поэтических произведений и выработка красноречия произнесением вслух сочиненных самим учеником речей. Путешествиям по чужим краям отводилось в инструкции 6 лет, в течение которых юноша должен был знакомиться с историей и статистикой посещаемых стран. В видах наискорейшего и основательного изучения этих отраслей знания, князя Александра должны были, во время его путешествий, сопровождать врач, химик, ботаник, механик (из голландцев, англичан или швейцарцев), немец, знакомый с латинским и греческим языками, главный педагог, на обязанности которого лежало руководство всем воспитанием вообще, и русский наставник, хорошо знающий Россию, ее историю и законы. Четыре года предназначалось на путешествие по Европейской, и два года по Азиатской России. По окончании этих путешествий князь Александр должен был поступить на службу в министерство внутренних дел или финансов, но никоим образом не в военную службу, и не в придворную или дипломатическую. На старости лет, по выходе в отставку, должно поселиться в деревне, чтобы "позаботиться о просвещении и благополучии своих крестьян и приучить их к занятию искусствами и ремеслами, которые увеличат его доходы и дадут вместе с тем занятие толпе праздной челяди". В этих наставлениях, кроме некоторого влияния педагогических идей Руссо, ярко отразился английский идеал богатого, родовитого образованного землевладельца, landlord'а, осевшего в своем родовом поместье, заботящегося о культуре хозяйства и просвещении темного народа, который находится от него в зависимости. Те же английские взгляды князя Ивана Ивановича сказались и в его духовном завещании, по которому для князя Александра определялось образование майората в 8000 душ, остальное же имущество распределялось княгине Марии Федоровне, трем сыновьям и трем дочерям, рожденным от второго брака; о дочери от первого брака в завещании ничего не упоминалось. Образованием обширного майората в пользу князя Александра имелось в виду поддержание рода, почему на представителе этого рода и сосредоточивались весь блеск и роскошь княжеского дома Барятинских. Надежды отца относительно будущей деятельности первенца далеко не осуществились, и князь Александр Иванович воплотил идеи своего отца только в своих отношениях к остальным членам семьи, являясь их действительным главою, покровителем и представителем княжеского дома. Попечения о материальном благосостоянии членов семьи составляли особенный предмет внимания кн. Александра Ивановича, и братья находили в его лице всегда великодушного и щедрого покровителя. Рано и искусственно развитая фамильная гордость легла отпечатком на отношения молодого князя и к окружавшим его лицам. Он был со всеми вежлив, прост и любезен, но не терпел фамильярности и развязности в обращении с собою и, даря своего собеседника вниманием, тем не менее никогда не переходил в своем сближении с ним известной черты. И это делалось как-то само собой без обидного высокомерия или унизительного презрения. Княгиня Мария Федоровна дала сыну прекрасное домашнее образование, особенно по части знания языков, и, когда юноше минуло 16 лет, собиралась определить его в московский университет, но это не удалось, так как молодой князь, под влиянием гвардейца Свистунова, заявил решительное желание посвятить себя военной службе. Мать и родные употребляли все силы, чтобы отговорить его, но тщетно. Князь Александр выказал здесь те упорство и самостоятельность, которые составляли его отличительные качества и в последующей жизни. Семейный спор дошел до дворца, сама императрица поддержала молодого человека, предложив его зачислить в кавалергардский полк, шефом которого она состояла, а в августе, 1831 г. кн. Барятинский поступил в школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров.

В этом учебном заведении кн. Барятинский, кавалергардский юнкер, всецело окунулся в веселую, шумную жизнь столичной молодежи того времени. Высокий, статный обаятельно красивый с прелестными голубыми глазами и вьющимися белокурыми кудрями, он производил неотразимое впечатление на женщин, и его романические приключения отодвинули на задний план интерес к учебным занятиям. Следствием слабых успехов в науках было то, что кн. Барятинский не мог окончить курса школы по первому разряду и выйти в любимый кавалергардский полк, а вынужден был в 1833 г. поступить корнетом в гатчинский кирасирский полк (тогда армейский). Но не здесь лежали его интересы и симпатии; его настоящей семьей был кавалергардский полк, в жизни которого он и принимал самое живое участие. Так, между прочим, он участвовал в крупной шалости кавалергардских офицеров, направленной против нового командира полка, наделавшей много шуму в городе; последствием ее был арест князя Барятинского на гауптвахте воспитательного дома. Его шалости, кутежи, веселые похождения и романические приключения получили в Петербурге широкую известность. Своим легкомысленным поведением он навлек наконец на себя неудовольствие императора Николая Павловича, и ему пришлось серьезно задуматься над поправлением своей пошатнувшейся репутации. Князь Александр Иванович не долго колебался в выборе средств и заявил категорическое желание ехать на Кавказ, чтобы принять участие в военных действиях против горцев. Такое решение, обнаружившее самостоятельность характера и незаурядное понимание службы, вызвало большие толки в семье и среди знакомых. Князя молили не рисковать собой, но тщетно; он что решил, то и должно было осуществиться; "Скажите Государю, просил кн. Барятинский передать императору Николаю Павловичу, что если я умею делать шалости, то умею и служить". Вследствие его настояний в марте 1835 г., т. е. когда ему еще не минуло 20 лет, он был по Высочайшему повелению командирован в войска Кавказского корпуса на все время предстоявших в том году военных действий. В апреле он простился с Петербургом и поехал к месту командировки, где и поступил в отряд генерала Вельяминова, под ближайшее начальство кн. Орбелиани, командира конного полка Черноморских казаков.

Действия наши против западных горцев в период 30-х годов не отличались значительными успехами и имели главною целью утверждение в черте треугольника между крепостью Анапою, морем и устьем Кубани. В одной из экспедиций осенью 1835 г. против племени натухайцев, живших в верховьях реки Абинь, участвовал и кн. Барятинский. Командуя 21 сентября сотней спешенных казаков, в пылу рукопашного боя, окончившегося нашей победой над горцами, князь был тяжело ранен ружейной пулей в бок и был вынесен на плечах Н. П. Колюбакиным, участвовавшим в сражении в качестве разжалованного рядового. Рана кн. Барятинского была очень серьезная (пуля засела глубоко и до конца его жизни не была извлечена), и он в течение 2 суток находился между жизнью и смертью, все время в беспамятстве. В один из моментов сознания больной продиктовал командиру черноморских казаков, Безобразову, свое духовное завещание, в котором распределил все свое имущество между родными и друзьями и просил ходатайствовать о возвращении Колюбакину офицерского звания. Последняя просьба была исполнена, и отношения между кн. Барятинским и Колюбакиным сохранились навсегда самые сердечные. В этом случае ярко сказалось благороднее отношение князя к несчастным и рыцарский долг платить щедро услугой за услугу, Богатырский организм больного поборол недуг, и ему разрешено было для поправления здоровья уехать сначала в Петербург, а потом, за границу. Колюбакин, по поручению генерала Вельяминова, описал в подробностях геройское поведение молодого кн. Барятинского его матери, которая, пораженная горем, показала письмо императрице Александре Феодоровне, а от нее подвиг кн. Барятинского стал известен самому Государю и всему петербургскому обществу. Наградой за экспедицию было производство князя в поручики и пожалование золотой сабли. По прибытии в Петербург, у кн. Барятинского с визитами, соболезнованиями и поздравлениями перебывал весь аристократический мир, но высшею наградою было посещение его Наследником Цесаревичем, который при входе приветствовал его словами: "Государь Император повелевает вам состоять при Наследнике". Со слезами на глазах припал кн. Барятинский к груди Цесаревича, и это сердечное свидание, по его собственному сознанию, было торжественным моментом очищения от прежней греховной жизни. Все прежнее было забыто, и перед молодым героем открывалась новая жизнь.

Отдохнув в Петербурге, кн. Александр Иванович получил продолжительный отпуск за границу. Путешествуя по разным европейским землям, он старался пополнить пробелы своего образования: слушал лекции в университетах, знакомился с писателями, учеными, выдающимися политическими и общественными деятелями, преимущественно из высшего общества Франции и Англии. В 1838—39 гг. он сопровождал Цесаревича в его путешествии по Европе, и в это время кн. Барятинский сблизился в особенности с рано умершим граф. Иосифом Виельгорским, вместе с которым он задался целью собрать библиотеку иностранных сочинений о России и музей предметов, относящихся к России. Впоследствии эта обширная библиотека, со включением в нее библиотеки ориенталиста Гульянова, приобретенной кн. Барятинским в 1840 г., поступила в распоряжение московского Румянцевского музея.

По возвращении из-за границы, кн. Барятинский проживал в Петербурге, состоя на службе в лейб-гвардии гусарском полку, страстно увлекаясь царскосельскими скачками, для которых он содержал дорогих лошадей, и занимаясь приведением в порядок своих денежных дел и устройством майората. Служебное движение шло очень быстро, и уже к 1845 г. мы видим кн. Барятинского в чине полковника. Однако князя Александра Ивановича манил к себе Кавказ, чтобы принять участие в предполагавшейся большой экспедиции кн. Воронцова против резиденции Шамиля, аула Дарго. После сношения по этому предмету с кн. Воронцовым, кн. Барятинский был прикомандирован к кабардинскому егерскому кн. Чернышова полку и 30 мая 1845 г. назначен командиром 3-го батальона этого полка.

Экспедиция против Дарго была неудачной по своим последствиям. Самым блестящим делом во время нее было занятие Андийских высот, выпавшее на долю кн. Барятинского и сразу поставившее его имя наряду с выдающимися и испытанными кавказскими героями. Выбивая горцев из занятых ими укрепленных позиций, кн. Барятинский блестяще выполнил поручение кн. Воронцова и вызвал восторженные одобрения, как главнокомандующего, так и его свиты, наблюдавших издали за действиями батальонного командира, "шедшего, по словам кн. Воронцова, впереди храбрейших и подававшего собою пример мужества и неустрашимости". Тяжело раненный пулею в ногу и награжденный орденом св. Георгия 4 степени, кн. Барятинский снова вынужден был расстаться с Кавказом, вернуться в Петербург, а оттуда для поправления здоровья предпринять продолжительное путешествие за границу. По дороге, однако, при посещении Варшавы, получив от кн. Паскевича предложение принять участие в военных действиях против польских мятежников, он еще отличился, разбив 21 февраля 1846 г. кавалерийский отряд повстанцев под командою Мазараки и отбросив сформированное в Краковском округе войско врагов за границу. За этот подвиг князь был награжден орденом св. Анны 2-й степени.

Вскоре по возвращении из заграничного путешествия, кн. Барятинский получил от кн. Воронцова предложение принять командование кабардинским полком. Как ни лестно было это предложение, князь Барятинский колебался, подозревая, что оно вызвано давлением из Петербурга, не вполне уверенный в искренности расположения кн. Воронцова, тонкий характер которого он со свойственной ему проницательностью успел достаточно изучить, а потому опасался, что его независимость и гордость могут пострадать от столкновения с высшим начальником, отличавшимся, как и он, непреклонною волею. Однако последующее показало, что эти опасения были напрасны. 28 февраля 1847 г. последовал приказ о назначении кн. Барятинского флигель-адъютантом и командиром кабардинского полка. Решение кн. Александра Ивановича расстаться с придворной жизнью вызвало сильные сожаления в Петербургском обществе. Сборы его на Кавказ были продолжительны и сложны. Он решил перенести в свою полковую квартиру всю свою блестящую обстановку столичной жизни, полагая, что полковой командир, в его положении, помимо своих служебных отношений к подчиненным, должен был явиться видным представителем вверенной ему части войска. Отъезд из столицы сопровождался задушевным прощанием с товарищами, а большой свой багаж князь отправил по Волге в виде целой флотилии.

В полку с нетерпением ждали прибытия нового командира. В нем видели друга Наследника, богатого вельможу, лихого товарища, обаятельного собеседника, и при том старого знакомого, героя Андийских высот. Князь Барятинский явился с сознанием важности возложенного на него командования одним из храбрейших полков, за последнее время находившимся не в особой милости. Он был серьезен, педантически требователен и беспощадно строг в соблюдении дисциплины; его начали бояться, перед его нахмуренными бровями трепетали старые кавказцы, о его личности распространялись легенды. Входя во все, подчас мелкие, подробности полкового хозяйства и жизни подчиненных, работал без устали, он вместе с тем сумел сделать свой дом центром полковой жизни. Все, имеющие к нему дело, пользовались совершенно свободным к нему доступом, офицеры аккуратно собирались у него каждый день на обед и ужин, не было недостатка и в развлечениях. Князь не жалел денег на нужды полка и, между прочим, на свой счет вооружил полк штуцерами.

Но рядом с этими ближайшими служебными делами кн. Барятинский непрестанно следил за общим ходом дел на Кавказе, изучал страну и взвешивал наши шансы на успех в борьбе с горцами. Он знакомился с литературой, посвященной Кавказу: сочинение Дюбуа де Монпере "Voyage autour du Caucase" делается его настольной книгою, а в библиотеке его можно было найти записки Пассека, Бюрно, Неверовского о нашем положении на Кавказе. Вникая в установленную кн. Воронцовым систему военных действий, кн. Барятинский находит ее единственно разумной и плодотворной, но вместе с тем считает необходимым сделать в ней существенные поправки и дополнения. Так, он удивлялся тому предпочтению, которое мы отдавали Дагестану пред Чечней для покорения Восточного Кавказа, и уже тогда высказал взгляд, что крайность и истощение средств горцев должны наступить с потерей Чечни, — взгляд, впоследствии блистательно подтвердившийся и послуживший исходной точкой отправления при окончательном замирении Кавказа. Эта подготовка к будущей работе, занятия в тиши кабинета делаются все упорнее и продолжительнее, и не раз утренняя заря застает кн. Александра Ивановича погруженным в изучение интересующих его вопросов, не раз он подает в серьезных случаях и свое мнение, не ограничиваясь одним исполнением распоряжений начальства. Так, по его указанию, штаб-квартира полка переносится из кр. Внезапной в Хасав-Юрт, что имело важное стратегическое преимущество и обеспечивало наши войска удобным местопребыванием и сообщением с главными действующими силами; по его представлению изменяется дислокация войск на Кумыкской плоскости, и видах защиты покорных нам племен и с целью обеспечения наших сношений с Дагестаном и с левым флангом Кавказской линии; по его же мнению выбрано новое, более удобное место для постройки моста через Терек. Все это значительно возвышало кн. Барятинского в глазах кн. Воронцова, и из их обширной переписки видно, насколько ценил главнокомандующий стратегические способности молодого полкового командира.

Из чисто боевых подвигов кн. Барятинского за это время следует прежде всего упомянуть о деле при ауле Зандак, где он, исполнив существенную сторону поручения — отвлечь неприятеля от наших главных сил, — сумел воздержаться от тщеславного желания овладеть ценою гибели множества солдат неприятельскою пушкою, и этим обнаружил свой верный военный взгляд и распорядительность. В ноябре и декабре 1847 г. он предпринял ряд удачных набегов на Шамилевские аулы, за что был награжден орденом св. Владимира 3 степени. Летом 1848 г., действуя со своими кабардинцами в отряде кн. Аргутинского-Долгорукого, кн. Барятинский при взятии аула Гергебиля своей стойкостью и распорядительностью более всего содействовал успеху дела, и за это был произведен в генерал-майоры свиты Его Величества.

Неумеренная жизнь годов юности начинала однако сказываться сперва легкими, а потом все усиливающимися приступами подагры, которые вызывали жестокие страдания, производили удручающее влияние на душевное настроение кн. Александра Ивановича и вынудили его снова ходатайствовать об отпуске, разрешенном ему осенью 1848 г. Придворные сферы с нетерпением ждали прибытия в Петербург кн. Барятинского, задумав его сватать; но эти паны не входили в расчеты князя, а потому, получив о них сведения, он, под видом болезни, остановился в Туле, протянул здесь время своего отпуска и, считая его оконченным, поспешил на Кавказ. Фельдъегерю, посланному ему вслед, князь указал на свою болезнь глаз, усталость и необходимость пребывания в полку. Этим он отсрочил свой приезд в Петербург еще на год. Эпизод этот не остался без влияния на отношения к кн. Барятинскому кн. Воронцова, который понял, что Царская Семья уже несколько иначе смотрит на князя Александра Ивановича, а вместе с тем сплетни об отзывах кн. Барятинского о деятельности наместника не могли не вызвать в нем охлаждения. В то же время друзья и родственники из Петербурга давали понять, что кн. Барятинскому необходимо появиться при дворе для восстановления своего прежнего положения. Вследствие всего этого в 1850 г., распростившись с полком, кн. Барятинский явился в Петербург.

Встречен он был в петербургских салонах, где видели охлаждение к нему Государя и Государыни, несмотря на ежедневные свидания с Цесаревичем, далеко не так приветливо, как раньше. Сам кн. Барятинский подчеркивал своим поведением, что не ищет милости Двора и расположения общества. Чтобы показать свое равнодушие к свету, он изменил даже наружность: обстриг свои кудри, отпустил тупые подстриженные бакенбарды, ходил немного сгорбившись и опираясь на палку. Это придавало ему, при его загоревшем, обветрившемся лице, вид бравого служаки и уничтожало прежнее представление об изящном царедворце. Он принял меры к тому, чтобы лишить себя заманчивого качества богатого жениха, повесив на елку у матери в виде сюрприза передачу майората второму своему брату, князю Владимиру Ивановичу. Князь Александр Иванович перестал появляться в свете, пребывая в тесном кругу близких людей и за занятиями по изучению разных государственных вопросов, главным образом касающихся дел дорогого ему Кавказа, уясняя себе, как государственные потребности и значение этого края, так и средства к окончательному в нем водворению русской власти. Анализируя систему действий Ермолова и кн. Воронцова, он отдавал предпочтение последнему, причем указывал и здесь существенные недостатки: отсутствие непрерывности в военных действиях и ошибочность некоторых административных мероприятий. Признавая правильным мнение генерала Вельяминова, что "Кавказ есть крепость, чрезвычайно твердая по местоположению, искусно огражденная укреплениями и обороняемая многочисленным гарнизоном", кн. Барятинский считал необходимым теснить гарнизон крепости непрерывно, наносить ему один удар за другим и вместе с тем ослаблять его жизненность и энергию путем лишений и разобщения с могущими явиться подкреплениями со стороны. Он был глубоко убежден, что могущество Шамиля недолговечно и что, при неослабной энергии русской власти, умиротворение горцев не представляется недосягаемым. Не нужно только давать противнику времени набраться сил и показывать ему, что его считают опасным; вместе с тем не обходимо привлекать к себе расположение той среды, в которой действует враг, и ни на минуту не упускать из виду те места, где уже достигнуты успокоение и покорность.

Пребывание в полном служебном бездействии, неизвестность, что его ожидает в будущем, тяготили кн. Барятинского, И когда наконец в 1850 г. военный министр запросил его, по Высочайшему повелению, при котором из корпусов он желает состоять, Новгородском или Кавказском, кн. Александр Иванович, после некоторого колебания, решил вернуться на Кавказ, несмотря на свои пошатнувшиеся отношения к кн. Воронцову. 23 мая 1850 г. кн. Барятинский был назначен состоять при Кавказской армии, и на него возложено было сопровождать Цесаревича в путешествии по Кавказу. Свидание с кн. Воронцовым в Кисловодске не отличалось особенною сердечностью, но с прибытием осенью на Кавказ Цесаревича, положение кн. Барятинского сразу изменилось. Во-первых, все убедились в дружеском к нему отношении представителя Царской Семьи, во вторых, кн. Воронцов увидел, что кн. Александр Иванович всеми силами старается выставить рельефно заслуги его в глазах Наследника, и что интриги, породившие его охлаждение к кн. Барятинскому, не заслуживают доверия. Добрые отношения восстановились, и 17 октября 1850 г. состоялось назначение кн. Барятинского командиром кавказской гренадерской бригады с правами начальника дивизии.

В течение зимы 1851 г. усилия наших войск были направлены на уничтожение устроенного Шамилем в Чечне Шалинского окопа, что и сделано было удачным обходным движением без пролития крови. Кроме того кн. Барятинскому удалось нанести горцам жестокое поражение при речке Бас и захватить много оружия и лошадей. Ряд летних и зимних экспедиций в 1851—52 гг. на площади Большой Чечни дал нам возможность в первый раз после возмущения горцев пройти ее вдоль от крепости Воздвиженской до укрепления Куринского. С тех пор главный оплот владычества Шамиля стал для наших войск доступным во всякое время года. Особенно удачным был разгром имама близ Чертугаевской переправы, Наступательное движение кн. Барятинского всегда отличалось самой незначительной потерей людей при стычках с неприятелем, благодаря тактическому приему постоянных обходных движений, укрывавшихся от наблюдений врагов до известного момента искусными фальшивыми маневрами против неприятельского фронта. Отлично организованная система собирания сведений о планах Шамиля через лазутчиков давала возможность кн. Барятинскому предупреждать намерения неприятеля и строить свои расчеты почти с безошибочной точностью. Не меньшего успеха удалось кн. Барятинскому достигнуть и в южных округах Чечни и со стороны Кумыкской плоскости, где крутые берега Мичика делали движение войск особенно трудным. В зиму 1852—53 гг. наши войска прочно заняли Хоби-Шавдонские высоты, через Каякальский хребет проложили удобную дорогу, а через Мичик устроили постоянную переправу. Годы деятельной энергии кн. Барятинского в качестве бригадного командира и начальника дивизии, а летом — командующего левым флангом войск (эту должность кн. Воронцов предоставил ему после генерала Нестерова) подготовили окончательное падение влияния Шамиля и открыли русским войскам прежде неприступные аулы, благодаря целому ряду новых просек и дорог. Просечные работы обращали на себя особенное серьезное внимание кн. Барятинского.

Рядом с военными действиями кн. Барятинский обнаруживает замечательные административные соображения. При нем в Чечне устраиваются многочисленные новые аулы, а в старых население удваивается, так как чеченцы, лишенные средств пропитания и истомленные войной, бросают массами знамя Шамиля и изъявляют покорность русской власти. Этому движению значительно способствовало устройство кн. Барятинским в крепости Грозной чеченского народного суда (мехкеме), по образцу судов для кумыков и кабардинцев, устроенных еще Ермоловым. В этом суде, согласованном с местным обычным правом, члены суда и председатель имели решающий голос, а мулла, истолкователь шариата, сохранял лишь голос совещательный, чем влияние его на население, по большей части враждебное русской власти, сильно ослаблялось. Князь Барятинский выказал самое внимательное отношение к устройству мехкеме, и назначив его председателем ориенталиста полковника И. А. Бартоломея, скоро превратил этот суд в любимое и уважаемое учреждение чеченцев.

Кн. Воронцов, поддерживавший с начальником левого фланга, которого вскоре назначил начальником своего штаба, обширную переписку, постоянно высказывал ему полное свое удовольствие по предмету действий и начинаний в Чеченской области и объявлял ему согласие на делаемые представления. В январе 1853 г. кн. Барятинский был назначен генерал-адъютантом, а осенью того же года утвержден в должности начальника штаба, чем ему открывался широкий простор к проведению своих стратегических планов покорения горцев. Но вспыхнувшая в это время Крымская война временно создала особое положение в ходе наших действий на Кавказе, и наша роль тут в период 1853—56 гг. ограничилась сохранением того, чего мы достигли в предшествующие годы. И эти результаты были чрезвычайно важны, так как горцы, особенно на Западном Кавказе, подстрекаемые турками, англичанами и французами, проявили особенно воинственное настроение и причинили нам немало беспокойств. На долю кн. Барятинского выпало в войне с турками еще раз проявить свой стратегический талант, в сражении с 60-тысячной Анатолийской армией Мушир-Зариф-Мустафы-паши. За поражение этой армии при Кюрюк-Дара, преимущественно благодаря распорядительности и находчивости кн. Барятинского, ему был пожалован орден св. Георгия 3 степени.

После ухода кн. Воронцова и назначения H. H. Муравьева, державшегося иных воззрений на нашу борьбу с горцами, кн. Барятинский не счел для себя удобным сохранить должность начальника штаба и отпросился в отпуск в Петербург. Здесь он был назначен состоять при особе только что вступившего на престол Императора Александра Николаевича и в этой должности сопровождал Государя в его поездке в Москву и в Крым, где ему было поручено с 27 сентября по 28 октября 1855 г. командование всеми войсками, собранными в Николаеве и его окрестностях. По возвращении в Петербург кн. Александр Иванович был назначен командиром резервного гвардейского корпуса. Недоброжелатели князя Барятинского были уверены, что он, в качестве начальника этой части войска, окажется слабым перед знаниями и выправкой своих подчиненных, считавшихся великими знатоками строя, постоянно отличавшимися на смотрах, но он сумел с честью выйти из испытания, оказался на высоте истинного знания военной службы и сделал своим подчиненным много наставлений относительно того, что должно требовать от солдата и в чем заключается сила духа армии. За командование этим корпусом кн. Барятинскому был пожалован орден Белого Орла.

За это время кн. Барятинский представил несколько записок по вопросу об окончательном замирении Кавказа, настаивая на необходимости с этою целью удержать на Кавказе до окончания войны с горцами 13-ю и 18-ю пехотные дивизии, переведенные туда во время Крымской войны, так как такое усиление Кавказской армии даст возможность приступить к решительным действиям. Этот взгляд, в пользу которого высказался и Д. А. Милютин, был одобрен Государем, и две упомянутые дивизии оставлены на Кавказе. 22 июля 1856 г. состоялось назначение кн. Барятинского командующим отдельным Кавказским корпусом и исправляющим должность наместника Кавказского со всеми правами, которые были предоставлены его предшественнику. Некоторые петербургские кружки находили, что кн. Барятинский слишком молод для такой ответственной должности, вспоминали разные его прегрешения молодых лет; но люди, серьезно смотревшие на дело, понимали всю важность этого назначения. На Кавказе весть об этом вызвала редкое ликование. Кавказ, от мала до велика, от рядового до генерала, был счастлив и гордился тем, что новый начальник свой человек, крещенный кавказским огнем, дважды пронзенный горской пулей и знающий страну и ее население вдоль и поперек. Эта общая радость ярко выражалась в статьях газеты "Кавказ".

На торжествах коронации Императора Александра II кн. Барятинский привлекал общее внимание и своей личностью и той блестящей обстановкой, которой он себя умел окружить; но при этом он не упустил возможности в беседах с А. П. Ермоловым почерпнуть для себя важные указания военного опыта. В сентябре 1856 г. новый наместник Кавказа Волгой, через Астрахань на Петровское отправился во вверенный ему край. Путешествие водою и тем путем, которым он 10 лет тому назад отправил свой багаж, было им избрано не даром. Тогда он имел в виду указать на наиболее для нас удобный путь торговых сношений с Кавказом, а в настоящее время его внимание было занято соображениями относительно упрочения русской власти в Закаспийском крае, как для развития торговли с Востоком, так и для расширения нашего политического влияния в Азии. По этому предмету он из Шемахи представил генерал-адмиралу записку о необходимости проведения закаспийской железной дороги, но эта мысль не встретила поддержки в бюрократических сферах Петербурга.

Кн. Барятинский отдал следующий приказ по армии: "Воины Кавказа! Смотря на вас и дивясь вам, я вырос и возмужал. От вас и ради вас я осчастливлен быть вождем вашим, и трудиться буду, чтобы оправдать такую милость, счастие и великую для меня честь. Да поможет нам Бог во всех предприятиях на славу Государя". Население всюду встречало князя Барятинского изъявлениями неподдельной радости, а встреча в Тифлисе была особенно торжественна и сопровождалась поднесением хлеба-соли и шумными празднествами.

Обширные задачи предстояли новому начальнику края; среди них на первом плане стояло окончание войны, которая истомила край, отвлекла население от мирных занятий и поглощала громадные средства государственной казны. Всякое промедление грозило усилением на Кавказе влияния английских агентов, употреблявших все силы, чтобы восстановить против нас горские племена и разрушить достигнутые уже нами успехи. Кавказ в глазах кн. Барятинского служил тем базисом, на который должно было опираться: русское влияние в восточном вопросе. Только стоя к этом крае твердою ногой, Россия приобретала безопасность со стороны Европы в стремлениях на Восток. Помимо своей политической и стратегической роли, Кавказ, по мнению кн. Барятинского, должен был служить и неиссякаемым источником прилива средств в государственную казну, для чего надлежало только поднять его культуру и вести здесь разумное гражданское управление, которое, не обезличивая местные народности, связало бы их неразрывными узами с Россией.

Кн. Барятинский явился на Кавказ с самыми широкими полномочиями. И в военном, и в гражданском управлении края им были намечены важные мероприятия, из которых одну часть удалось выполнить вполне, к осуществлению другой приступить лить отчасти, а третью только наметить вчерне. Тотчас по назначении приступил он к реорганизации военного управления, главным недостатком которого было отсутствие необходимой самостоятельности отдельных начальников, а вместе с тем признал необходимым привести дислокацию войск в соответствие с военно-административным делением края. С этими целями главнокомандующий разделил войска на пять главных отделов: 1) Правое крыло Кавказской линии, подчиненное начальнику 19-й пехот. дивизии, 2) Левое крыло, подчиненное начальнику 20 пехот. дивизии, 3) Прикаспийский край и Дербентская губерния под управлением начальника 21 пехот. дивизии, 4) Лезгинская кордонная линия с Джаро-Белоканским округом, подчиненная начальнику Кавказской гренадерской дивизии, 5) Кутаисское генерал-губернаторство со включением 3 отделения бывшей Черноморской береговой линии. Звание командующего войсками на Кавказской линии и в Черномории упразднено, а начальникам отделов присвоена власть командиров на линии. Соответственно этому новому порядку были распределены и войска, причем. дивизии 13 и 18 были расформированы по 4 первым отделам.

Из ближайших сотрудников кн. Барятинского, за время его управления Кавказом, по военной части особенно выделяются Д. А. Милютин, в качестве начальника штаба много содействовавший разработке военно-административных и стратегических вопросов, и Н. И. Евдокимов, начальник левого крыла, сумевший в течение 3 лет довести войну до благополучного конца.

В общих чертах программа военных действий, составленная Барятинским, была следующая: Евдокимов должен был нанести Шамилю окончательный удар в Чечне и с этой стороны проникнуть в Дагестан; со стороны Прикаспийского края надлежало утвердиться в Салатавии, чтобы стратегически связать Дагестанские и Чеченские войска и занять твердое положение в горах; со стороны Лезгинской линии поставлено было задачей ежегодно систематически разорять непокорные общества и довести их до полного ослабления. Утверждение на плоскости Чечни и оккупация Салатавии имели целью лишить Шамиля богатых областей его территории и вместе с тем сокращало длину блокадной линии. Таким образом отвлекаемые от обычных своих занятий и беспрерывно тревожимые нашими наступающими отрядами, горцы по неизбежности должны были рано или поздно смириться, причем кн. Барятинский был уверен в очень скором наступлении этого момента, тогда как его сотрудники, даже такие, как Д. А. Милютин и Н. И. Евдокимов, почти до самого конца борьбы с Шамилем, ошибочно полагали, что она должна еще продлиться, и вследствие этого не проявляли той решительности, которою отличались все действия наместника. Что касается некоторых горских племен Западного Кавказа, то на первое время по отношению к ним предполагалось возобновление Анапы, устройство Адагумской линии и продолжение линии Белоречинской. Адагумская линия и основание Майкопского укрепления на реке Белой отрезывали у неприятеля часть плоскости и обеспечивали русские поселения на Кубани, а также переносили наши боевые средства ближе к горам. В Западном Кавказе, со стороны Закавказья, было намечено возобновление крепости Гагры, запирающей путь вдоль Черноморского побережья от черкесских племен, и кроме того предположена была экспедиция в Сва