Дибич-Забалканский, граф Иван Иванович

(Иоганн Карл Фридрих Антон) — генерал-фельдмаршал (1785—1831 г.), сын барона Ивана Ивановича Дибича. Иван Иванович Дибич родился 2(13) мая 1785 года, в поместье Гросс-Лейпе, в Силезии, от второго брака отца своего с Мариею Антуанетою Эркерт. Уже на четвертом году жизни, удивляя всех своими необыкновенными способностями и памятью, ребенок Дибич оказал блестящие успехи под руководством местного сельского учителя; дальнейшим первоначальным образованием сына занялся сам отец, преподававший ему математику, историю и географию, к которым мальчик выказывал большую склонность. На двенадцатом году жизни (в 1797 г.) будущий фельдмаршал был отдан в берлинский кадетский корпус, в котором, благодаря своим способностям и хорошо поставленному преподаванию, скоро оказал замечательные успехи в науках. Между тем, старик Дибич, желая иметь при себе все свое семейство, обратился в этом смысле с ходатайством к Императору Павлу І, который просил прусское правительство отпустить молодого Дибича к отцу. Просьба эта была уважена, хотя и не особенно охотно, так как юноша успел обратить на себя общее внимание начальства своими дарованиями; при этом директор корпуса, Рюхель, изъявил прусскому королю сожаление, что Пруссия лишилась молодого человека, подававшего такие блестящие надежды.

Уволенный из берлинского корпуса портупей-прапорщиком, юный Дибич прибыл в свое новое отечество в 1801 году, уже после смерти Императора Павла І и, по повелению Императора Александра I-го, согласно со своим собственным желанием, был зачислен прапорщиком лейб-гвардии в Семеновский полк, с которым и отбыл все коронационные торжества в Москве, а по возвращении в Петербург — деятельно занялся изучением русского языка. Несмотря на трудности, представляемые нашим языком для иностранца, талантливый юноша через полгода овладел им настолько, что, по отзыву современников, говорил и писал, как природный русский. В то же время Иван Иванович деятельно занимался усовершенствованием своего военного образования, так как с малолетства, под влиянием рассказов своего отца о семилетней войне, чувствовал призвание к военной службе. Скоро приобретенные им теоретические познания пришлось проверить и применить на деле. В 1805 году разгорелась война с французами и Дибич, вместе с полком, выступил в поход, положивший начало его блистательной боевой карьере. 20-го ноября, в сражении при Аустерлице, Иван Иванович был ранен в кисть правой руки, взял шпагу в левую руку и до конца боя оставался при своей роте, за что и награжден был золотою шпагою с надписью "за храбрость". Кампании 1806 и 1807 года еще более выдвинули молодого офицера, который участвовал в них то вместе с полком, то прикомандированный к квартирмейстерской части (нынешний генеральный штаб); одною из причин, побудивших Дибича хлопотать об этом прикомандировании, был, как говорили злые языки, его малый рост, вследствие которого он, на походе, не мог поспевать за тогдашними исполинами-гренадерами; как бы то ни было, квартирмейстерская служба как нельзя лучше дала окрепнуть природным военным дарованиям Дибича и выдвинула их на вид. В сражении при Гейльсберге Дибич заслужил орден св. Георгия 4 степени за весьма удачное расположение батареи на правом берегу p. Алле; батарея эта действовала во фланг неприятелю, преследовавшему наши войска на левом берегу этой реки и сильно теснившему их во время затруднительного перехода через ручей Спунбах; огонь наших орудий остановил противника и прикрыл отступление своих. Сражения при Прейсиш-Эйлау, Гутштадте, Фридланде, также дали случай выдвинуться вперед молодому офицеру, который, по окончании войны, возвратился в Россию повышенный в чинах до капитана включительно и украшенный, кроме уже упомянутых наград, орденом св. Владимира 4-й степени и прусским орденом "за заслуги" (pour le mérite).

В 1810 году, Дибич, не прекращая теоретического изучения военного дела, перепросился на службу в свиту Его Величества по квартирмейстерской части и, при содействии управлявшего тогда этой частью, князя Волконского, поступил на место дежурного штаб-офицера в корпус графа Витгенштейна. В том же году подполковник Дибич обратил на себя внимание запиской, под заглавием "Organisations-plan eines Requisitions-systems" (план организации реквизиционной системы), представленною им военному министру по поводу предстоящих тогда военных действий. В сентябре 1811 года двадцатишестилетний Дибич был произведен в полковники. Отечественная война 1812 года застала Ивана Ивановича обер-квартирмейстером в корпусе графа Витгенштейна, под знаменами которого участвовал во всех одержанных им победах, причем, за отличие в трехдневном бою 18, 19 и 20 июля, под Якубовым, Клястицами и Головчицами, и в двухдневном 5 и 6 августа, у Полоцка, получил ордена св. Владимира 3 степени и св. Георгия 3 степени (за Полоцк, где, став во главе трехтысячного отряда плохо обученных ополченцев, овладел мостом и тем парализовал натиск французов). Затем Дибич снова отличился в деле у с. Юровичи и в боях 6—9 октября за Полоцк (за что и награжден был орденом св. Анны 1 степени). 18-го октября полковник Дибич получил генерал-майорские эполеты и затем участвовал в боях при Чашниках, Смольне, Старом Борисове и Студянке, причем, за отличие в них, получил золотую шпагу с бриллиантами и с надписью "за храбрость" и Высочайшее благоволение. К концу 1812 года Дибич является уже искусным начальником особого отряда, посланного для отрезания отступавшего Макдональда. При местечке Колтыняках двухтысячный отряд Дибича смело занял позицию между прусскими корпусами генералов Йорка и Массенбаха (принадлежавшими к составу корпуса маршала Макдональда) и, искусным размещением и передвижением частей своих малочисленных войск, сумел показаться пруссакам сильным авангардом сильной армии. Здесь же высказались недюжинные дипломатические способности Ивана Ивановича, вступившего в переговоры с прусскими генералами; эти переговоры окончились заключением чрезвычайно важной Таурогенской конвенции 18 декабря, в силу которой пруссаки отделялись от французов (первый шаг к отложению Пруссии от Наполеона І). За эти удачные действия барон Дибич получил единовременно 10 тысяч рублей ассигнациями.

Вскоре за тем Иван Иванович, способности которого обратили давно уже на себя внимание Государя, назначен был генерал-квартирмейстером армии Витгенштейна и в этом звании вступил с русскими войсками в Берлин, оставленный им 12 лет тому назад портупей-прапорщиком. В 1813 году, Дибич, удостоившийся получить от прусского короля за новые отличия в боях с французами орден Красного Орла 1 степени, сделан был генерал-квартирмейстером союзных (русско-прусских) войск и в этом звании участвовал в сражениях под Люценом и Бауценом; своевременным отступлением с поля неудачного для нас бауценского сражения союзники обязаны были совету Дибича. Когда же, после кратковременного перемирия с французами, к коалиции против Наполеона І примкнула Австрия и австрийский фельдмаршал, князь Шварценберг, был объявлен главнокомандующим всех союзных войск, Дибич, оставаясь по-прежему генерал-квартирмейстером, участвовал 14 и 15 августа в неудачных приступах союзников к Дрездену, где под ним были убиты две лошади, а сам он получил сильную контузию. 17 и 18 августа блистательная распорядительность генерал-квартирмейстера союзных войск, оказанная им в Кульмском бою, доставила ему орден св. Владимира 2 степени. 4, 6 и 7 сентября, в решительном сражении под Лейпцигом, храбрость и советы Дибича настолько содействовали победе союзников, что князь Шварценберг на поле битвы снял с себя орден Марии-Терезии малого креста и надел его на Дибича, а Император Александр I произвел его в генерал-лейтенанты. К этому времени доверие Государя к Ивану Ивановичу так возросло и упрочилось, что, присутствуя на военных советах и оспаривая мнения седых прусских и австрийских генералов, он часто склонял Императора к принятию отстаиваемого им решения.

По перенесении театра войны во Францию, в 1814 году, Дибич отличился в сражениях при Ла-Ротьере и Арсис-сюр-Об, а на военном свете 12 марта представил (вместе с князем Волконским и Толем) убедительные доводы, следствием которых было движение союзников на Париж и быстрое окончание кампании. На высотах Бельвиля, в виду покорившейся столицы Франции, Император пожаловал Дибичу орден св. Александра Невского.

Наполеоновские войны упрочили боевую репутацию молодого генерала и создали ему прочное положение в мнении и доверенности Государя, что послужило в скором времени к новому возвышению Дибича. Между тем, по возвращении русских войск обратно в Россию, Иван Иванович находился при главной квартире в Варшаве, где, в начале 1815 года, вступил в брак с племянницею князя Барклай-де-Толли, баронессой Женни Торнау. Однако, боевые тревоги еще не кончились: Наполеон бежал с острова Эльбы, и русские войска снова двинулись во Францию. Дибич, облеченный 30 апреля в звание начальника штаба I-й армии, оставил молодую супругу и выступил в поход за Рейн, где, впрочем, боевая деятельность русских войск оказалась излишнею, и дело ограничилось для них блистательными смотрами, 26 и 29 августа, при Вертю, причем генерал-лейтенант барон Дибич удостоился получить бриллиантовые знаки к ордену св. Александра Невского. По возвращении в Россию Дибич, в звании начальника штаба І армии, был в Могилеве на Днепре, при главной квартире армии, и 8 июня 1818 года получил звание генерал-адъютанта. Деятельность Ивана Ивановича в эту эпоху ознаменовалась созданием нового военного учреждения. В видах облегчения, по возможности, доступа строевым офицерам в свиту Его Величества по квартирмейстерской части, по предложению барона Дибича, 5 марта 1820 года, с Высочайшего разрешения, при штабе I-й армии, было открыто в Могилеве на Днепре двухклассное офицерское училище. Оно пользовалось особым покровительством Дибича и Толя, но существование его не было продолжительно: уже в 1828 году, вследствие движения наших войск в Турцию, занятия в нем были значительно ослаблены, а в 1830 году, с началом польского восстания, оно окончательно закрылось. За десять лет своего существования это училище дало до 50 офицеров квартирмейстерской части, из которых некоторым удалось впоследствии занимать видное положение в русской армии.

1821-й год был в высшей степени знаменательным в жизни будущего фельдмаршала: Император взял его с собой на Лайбахский конгресс — и с этого времени Дибич становится неразлучным спутником Государя. На Лайбахском конгрессе Иван Иванович получил от императора австрийского орден Леопольда 1 степени, а от Императора Александра — орден св. Владимира 1 класса. В 1823 году, когда, благодаря интриге Аракчеева, уволен был в отпуск за границу, "для излечения от болезни", начальник главного штаба Его Императорского Величества князь Волконский, то исправление его должности поручено было (30 апреля 1823 года) начальнику штаба первой армии, барону Дибичу. Когда последний явился в Петербург, император Александр дал ему при первом же свидании наставление относительно будущих его отношений к графу Аракчееву: "Ты найдешь в нем" сказал Государь, "человека необразованного, но единственного по трудолюбию и усердию ко мне; старайся с ним ладить и дружно жить: ты будешь иметь с ним часто дело и оказывай ему возможную доверенность и уважение".

В начале 1824 года в Петербург возвратился из заграничного отпуска князь Волконский, рассчитывавший снова вступить в исправление своей должности, но этого не допустил граф Аракчеев, питавший крайнюю ненависть к князю Петру Михайловичу и стоявший за своего ставленника, барона Дибича. Князь Волконский был принят Государем приветливо, но Государь признался ему, что он привык к работе Дибича. 6-го апреля того же года последовала, наконец, официальная развязка этого дела: появился "приказ всем армиям" следующего содержания: "исправляющий должность начальника главного штаба, генерал-адъютант барон Дибич, утверждается в звании начальника главного штаба моего — Александр". Одновременно с утверждением в должности начальника главного штаба, Иван Иванович назначен был также управляющим квартирмейстерскою частью, и в этом звании оказал благотворное влияние на всю армию, принеся много пользы для дела ее внутренней организации. Сверх занятий, сопряженных с новою должностью, Дибич, по повелению Государя (1823 г.) должен был присутствовать в государственном совете и в комитете министров (1824 г.), безотлучно сопровождая в то же время Императора во всех его поездках. Во время последнего путешествия Государя в Таганрог Дибич находился также при Особе Его Величества. В Таганроге Государь опасно заболел, а 19-го ноября тихо скончался, в присутствии Императрицы и лиц свиты... Из находившихся при Императоре трех доверенных лиц: генерал-адъютантов князя Волконского, барона Дибича и Чернышева ни один не знал о существовании акта, назначавшего Великого Князя Николая Павловича наследником престола. Впоследствии генерал-адъютант Дибич рассказывал Михайловскому-Данилевскому: "Государь, поверявший мне многие тайны, не говорил мне, однако, об этом ни слова. Однажды мы были с ним в поселениях (военных), и он, обращая речь к великому Князю Николаю Павловичу, сказал ему: "тебе надобно будет это поддерживать". Я ничего другого из сих слов не заключил, как то, что, судя по летам Великого Князя, он, пережив Государя и Цесаревича, будет их преемником". При таком положении дела Дибичу оставалось только донести о печальном событии в Варшаву Цесаревичу Константину Павловичу, как лицу, которое, по закону о престолонаследии, становилось Императором Всероссийским. Составленный в Таганроге акт о кончине императора Александра приложен был ко всеподданейшему рапорту Дибича на имя императора Константина от 19-го ноября 1825 года. Положение крайне осложнялось существованием в армии заговора (открытого в то время Шервудом), важнейшие нити которого уже находились в руках Дибича, как начальника штаба Его Величества и доверенного лица; 4-го декабря Дибич получил собственноручное письмо от цесаревича Константина Павловича с указанием обращаться за повелениями к Императору Николаю Павловичу — и тогда же послал новому Государю письмо и обстоятельный рапорт о заговоре.

Ответ Государя свидетельствовал о чувстве его искреннего расположения и признательности Дибичу. Большая часть заговорщиков находилась во 2-ой армии и Дибич лично принял меры к арестованию важнейших из них. Эти события обеспечили Ивану Ивановичу расположение Императора, который командировал Дибича вместе с князем Волконским в Варшаву, откуда они привезли в Петербург подтвержденное Цесаревичем отречение от престола. Благодаря своевременно принятым мерам, заговор был благополучно подавлен в самом начале. В январе 1829 года Дибич получил лестный рескрипт от Императора Николая I-го, а 22 августа того же года, в день коронования Государя, был он произведен в генералы от инфантерии.

В 1827 году, по поводу доносов на командовавшего войсками на Кавказе генерала Ермолова и крупных несогласий последнего с генералом Паскевичем, Дибич послан был в Грузию, для исследования положения тамошних дел, еще более усложнившихся вследствие возгоревшейся войны с Персией. Донесения Дибича, посылаемые прямо на имя Государя, и личная переписка его с Императором свидетельствуют о добросовестности и такте, с которыми он вел порученное ему трудное дело. По окончании следствия, Иван Иванович возвратился в столицу; заслуги его вознаграждены были по-царски: 25 июля 1827 года генерал от инфантерии барон Иван Иванович Дибич возведен был в графское Российской Империи достоинство.

Между тем приближалась пора самой блистательной и плодотворной деятельности нового графа. В самом начале царствования Императора Николая Павловича внешние дела находились в очень запутанном положении. Турецкий султан, не обращая внимания на договоры, занял своими войсками Молдавию и Валахию, грозил Сербии и истреблял греков. Все представления правительства Александра I оставались тщетными. Решительный тон нового Государя заставил султана быть сговорчивее. 25 сентября 1826 г. в Аккермане подписана была конвенция, по которой султан обязался восстановить нарушенные постановления бухарестского трактата 1812-го года. Но в Греции кровопролитие не уменьшалось. Вследствие этого, в Лондоне, в 1827 году, был подписан протокол, по которому Россия, Англия и Франция решились силою положить конец борьбе греков с турками. Результатом этого соглашения было истребление союзными эскадрами турецкого флота при Наварине. Султан, считая главной виновницей этой катастрофы Россию, довел дело до войны с нею. Император Николай назначил на европейский театр военных действий около 100 тысяч человек (три пехотных и один кавалерийский корпуса) при 396 полевых и 40 осадных орудиях. Главное начальство над этой армией вверено было фельдмаршалу графу Витгенштейну (на азиатском театре войны действовала 30-тысячная армия Паскевича). По воле Государя, Дибич находился при армии Витгенштейна, не занимая в ней определенного места. Пользуясь неограниченным доверием Императора и ведя с ним обширную переписку, Дибич фактически явился вполне самостоятельным руководителем военных действий, помимо фельдмаршала графа Витгенштейна, который, не имея возможности ничего предпринять без совета с Дибичем, представлял лишь лицо, официально ответственное за неудачи. Как бы предвидя ту роль, какую ему придется играть в этой войне, Дибич заранее ознакомился, как с театром войны, так и с противником, о чем свидетельствует "записка генерал-адъютанта барона Дибича о военных действиях против турок от 7 (19) июля 1821 года" (В. Уч. Архив, отд. ІV № 198). Он же составил и план кампании, по которому решено было заняв Молдавию и Валахию только для утверждения в них порядка, защиты от вторжения турок и охранения правого фланга армии на случай вступления с них австрийцев, базироваться на Бессарабию (разоренные турками княжества не могли дать средств для продовольствия большой армии, переправиться через Нижний Дунай; после переправы — наступать к Варне, выставя к стороне крепости Шумлы заслон; овладев Варною, разбить турок у Шумлы, перейти Балканы и двинуться на Константинополь. Снабжение армии продовольственными и боевыми запасами было рассчитано на подвоз морем, для чего было зафрахтовано более 180 коммерческих судов. Кавказской армии назначено было вторгнуться в Азиатскую Турцию; особый отряд получил приказание произвести десант в Анапе и, по овладении ею, присоединиться к действующей армии.

В половине апреля русская армия сосредоточилась между Прутом и Днестром. На усиление ее в начале того же месяца из Петербурга был двинут гвардейский корпус, в числе 25 тысяч человек при 64 орудиях. В конце апреля русские войска заняли большую часть территории княжеств, а 1-го мая 7-й пехотный корпус обложил Браилов, — сильнейшую крепость на Нижнем Дунае, вооруженную 150 орудиями, в изобилии снабженную запасами всякого рода и обороняемую 12-тысячным гарнизоном, под командою энергичного Сулеймана-паши. Предварительная рекогносцировка этой крепости произведена была самим Дибичем, который вплоть до 20 мая лично руководил ее осадою. 27-го мая, Дибич вместе с 3-м пехотным корпусом (при котором находились главные квартиры Императора и главнокомандующего) переправился через Дунай у дер. Сатуново, между крепостями Измаилом и Рени. Энергическое сопротивление турок было сломлено храбростью наших войск. Вскоре последовали другие успехи: 9-го мая сдался Мачин, 7-го Браилов, затем пали Гирсово и Кюстенджи. Турки, несмотря на свой вызывающий образ действий перед войной, были совершенно к ней не готовы. Главная турецкая армия только к концу мая собралась у Адрианополя, откуда сераскир Гуссейн-паша с частью ее направился к Варне. Главное начальство возложено было на великого визиря Мехмед-Селима, который только в конце июля приехал в Адрианополь, куда продолжали сосредоточиваться ополчения османов. Несмотря на это благоприятное обстоятельство, положение наше было крайне тяжелое. На главный театр военных действий нами отправлены слишком малые силы, отнюдь не соответствовавшие важности поставленных задач; к тому же, на сцену выступил новый враг, еще более опасный, чем турки: армия таяла от болезней (в течение кампании 1828 года перебывало в лазаретах и госпиталях более 210000 человек, т. е. почти каждый строевой солдат действующей армии болел два раза; убыль же умершими к концу 1828 года достигла до половины армии, причем от оружия умерло сравнительно очень мало). В таких трудных обстоятельствах Дибич высказал талант выдающегося полководца и с небольшими силами сумел сделать очень многое. Первою и важнейшею целью действий для нашей армии явилось овладение сильной турецкой крепостью — Варной, причем на фланге наших сил находились крепости Шумла, куда сосредоточивались главные турецкие силы, и Силистрия. Слабость наших сил заставила; однако, изменить первоначальный план (овладеть Варною), причем для дальнейших действий принято было мнение графа Дибича: ограничась только наблюдением Варны, с прочими силами обратиться к Шумле, стараясь вызвать сераскира на сражение в открытом поле и, разбив его, приступить к осаде Варны. В начале июля главные русские силы, всего в числе около 35 тысяч чел., подошли к Шумле и обложили ее с восточной стороны, сильно укрепив занятые в виду крепости позиции, чтобы запереть сераскиру Гуссейн-паше с армией (около 40 тысяч) выход оттуда к Варне. Но саму атаку Шумлы было решено отложить до прибытия гвардии. К концу августа турки, однако, настолько усилились, что положение нашей, все ослабевавшей от болезни, армии сделалось очень неблагоприятным. Витгенштейн хотел уже отступить от Варны, но это показало бы неприятелю нашу слабость; благодаря настояниям Дибича, государь решительно воспротивился намерению главнокомандующего. Прибывшие, наконец, подкрепления (гвардия и 2-й пехотный корпус) дали возможность нашим войскам приступить к правильной осаде Варны, которая и сдалась 29 сентября. Падение этой крепости, за которое Дибич, вызванный Государем к осаждавшим ее войскам, награжден был орденом св. Андрея Первозванного, значительно облегчило наше положение. Теперь, конечною целью кампании 1828 года сделалось овладение Силистрией, к обложению которой и было приступлено. Войска наши расположились на зимних квартирах (в начале ноября), а гвардии повелено было возвратиться в Петербург. Граф Иван Иванович находился сперва при обложении Силистрии, откуда по получении известий о сильной заразе, свирепствовавшей в Бухаресте, отправился в этот город, осмотрел там чумные госпитали и, в исходе декабря, возвратился в Петербург. Осада Силистрии вслед за тем была оставлена нами, за недостатком снарядов.

В течение зимы обе стороны деятельно готовились к возобновлению весною военных действий. Турки выставили на европейском театре войны до 150 тысяч человек, причем верховным визирем назначен был новый турецкий генерал Решид-Махмет-паша. Несмотря на все наши старания по укомплектованию войск, мы и на этот раз принуждены были начать кампанию с недостаточными силами: на дунайском театре сосредоточилось не более 100000 человек. Главнокомандующим на этот раз назначен был граф Дибич, который, прибыв 13 февраля 1829 года в Яссы, деятельно приступил к устройству строевой, хозяйственной и медицинской частей армии. План Дибича заключался в том, чтобы, овладев Силистрией (для обеспечения своего тыла), ограничиться только наблюдением за Шумлой и, опираясь на Варну и черноморский флот, перенести действия за Балканы. Для обеспечения довольствия армии по ту сторону гор подвозом с моря, граф просил адмирала Грейга овладеть какой-либо удобной гаванью; выбор пал на Сизополь (близ Бургаса), который и был действительно захвачен нами и обеспечен трехтысячным гарнизоном, который мужественно отбил все попытки турок отнять обратно этот пункт. Порта поставила своему главнокомандующему первою целью овладение Варною и Проводами, а затем очищение от русских войск всего пространства к югу от Дуная.

Поздняя весна замедлила начало кампании — и только в начале мая приступлено было к осаде Силистрии, обороняемой 20-тысячным гарнизоном; сила осадного корпуса не превосходила 30 тысяч человек. В то же время начал наступательные действия и верховный визирь, стремившийся овладеть Варной. Своевременно прибывшие подкрепления и медленность действий неприятеля позволили нам отразить это покушение, несмотря на огромный перевес сил на стороне турок. В половине мая визирь возобновил свои наступательные действия против Варны, а для удержания русских под Силистрией приказал Гуссейну-паше из Рущука двинуться к Разграду. Главнокомандующий, получив известие о выступлении главных сил турок из Шумлы, решил оставить у Силистрии только часть войск, а с остальными двинуться в тыл визирю, отрезать ему сообщения с Шумлою и тем принудить его к бою. В успешном исходе столкновения в открытом поле Дибич не сомневался, невзирая на численное превосходство неприятеля. И действительно, это быстрое решение, принятое графом, определило собою исход всей кампании. 29 мая, главнокомандующий с 28-тысячной армией уже находился у Кулевчи, в тылу 40 тысяч турок Решид-Мехмеда-паши, слишком поздно узнавшем об этом движении. Положение великого визиря было безвыходное: он только при помощи боя мог открыть себе сообщение с Шумлой, в которой находились все его запасы. К этой крепости вели три пути, и так как неизвестно было, по какому из них направятся турки, то русской армии пришлось несколько разбросаться, заняв их все три. Утром 30 мая разыгралось сражение. Решид-Мехмед-паша перешел в решительное наступление, которое сначала было успешно. Но едва выяснилось истинное направление движения турок, как граф Дибич поспешил сосредоточить все свои силы. Наступление турок было приостановлено; они отошли на свою крепкую позицию. Дибич распорядился обстрелять неприятеля своей артиллерией, бывшей качественно несравненно лучше турецкой, и, подготовив себе успех огнем, перешел в решительное наступление. Этот маневр и удачные действия нашей артиллерии, взорвавшей у турок несколько зарядных ящиков, произвели на неприятеля такое впечатление, что он, не дожидаясь атаки холодным оружием, бросился бежать по разным направлениям; визирь одним из первых подал пример бегства... Вся неприятельская артиллерия (56 орудий), лагерь, обоз (в том числе и экипажи Решид-Мехмед-паши) и 6 знамен были трофеями победителя. Турки потеряли до 5000 убитыми и раненными, а в последующие дни из их рассеянной армии нами было взято около 2000 пленных. Визирь, только с 600 всадниками, окольными путями, пробрался в Шумлу, куда, в течение двух недель стекались по различным дорогам, небольшими кучками, разметанные части турецкого войска... Наш урон простирался до 2500 человек.

Трудно описать радость Государя при вести о Кулевчинской победе, важность которой он немедленно оценил: Император, со слезами радости, пал на колени перед образом, благодаря за посланную ему весть; на армию полились щедрые награды Монарха. Главный виновник победы, граф Дибич, получил орден св. Георгия 2-й степени; в воспоминание же славы, которую, под его предводительством стяжали под Кулевчею войска наши, ему предоставлено было избрать себе шесть орудий из числа отбитых у неприятеля.

На другой день после сражения у Кулевчи, русская армия направилась к Шумле. Пользуясь впечатлением, произведенным на турок их поражением, можно было рассчитывать овладеть этой крепостью открытой силой. Но главнокомандующий, совершенно резонно не находя во взятии ее особенных выгод, счел лишним рисковать штурмом и положил, не теряя времени, приступить к переходу через Балканы, ограничиваясь только наблюдением Шумлы. Однако, для этой цели потребовалось отделить целый корпус; к тому же болезни успели опять сильно ослабить русскую армию. Поэтому, за выделением гарнизонов и отрядов для обеспечения своего тыла, у Дибича осталось в руках всего только 20 тысяч человек. Силы эти были слишком незначительны; поэтому, главнокомандующий решил, показывая вид приготовлений к осаде Шумле, остаться под нею до взятия Силистрии, с тем, чтобы притянуть к себе освободившиеся войска и двинуться за Балканы. Несмотря на стойкость обороны силистрийского гарнизона, осаждающему корпусу удалось вскоре разрушить при помощи мин атакованный фронт, и комендант, не ожидая штурма, 18-го июня, сдался военнопленным вместе со всем гарнизоном. За этот новый успех Дибич был награжден Государем назначением шефом Черниговского пехотного полка, как наиболее отличившегося при этом случае. Падение Силистрии окончательно развязало руки главнокомандующему, который, оставив против Шумлы заслон из 18000 человек, с остальными 30—32 тысячами двинулся к Балканам. Это движение было много облегчено великим визирем, который, обманутый демонстрациями Дибича и уверенный в его намерении осаждать Шумлу, сосредоточивал к этому пункту все, что мог и даже притянул к себе часть войск, занимавших балканские проходы. Переход через Балканы организован был двумя колоннами, которые, встретив на пути лишь незначительное сопротивление, перевалили 10 июля через Эминс-даг (восточная оконечность главного хребта). В течение 11 дней движения, по выступлении из Шумлы, наши войска, сделав около 150 верст по едва доступным дорогам и под палящим зноем, перешли считавшийся до тех пор непроходимым главный хребет Балкан, овладели двумя крепостями и важнейшею гаванью Европейской Турции на Черном море (Бургасом), взяли более 50 орудий и до 3 тысяч пленных. Подвиг этот обратил на Ивана Ивановича взоры всего цивилизованного мира и доставил ему от благодарного Государя имя Дибича-Забалканского. Турок, еще неуспевших оправиться от впечатления Кулевчинского поражения, совершенно ошеломил неожиданный и быстрый переход за Балканы; отдельные отряды их быстро сосредоточивались к Адрианополю. Верховный визирь, который по выступлении русских из-под Шумлы, долго еще был в неведении относительно взятого нами направления (так хорошо сумел Дибич замаскировать свой маневр) успел, однако, в конце концов сосредоточить на пути нашего наступления, у Айдоса, довольно значительные силы, под начальством Ибрагима-паши. 13 июля, после упорного боя, Ибрагим-паша был разбит, и русская армия сосредоточилась у Айдоса. Положение войск Дибича было, однако, весьма тяжелое; болезни продолжали свирепствовать с прежнею силою, и в скором времени он имел, под своим непосредственным начальством, не более 20—25 тысяч человек. При таких обстоятельствах приходилось действовать столько же оружием, сколько и дипломатическим путем. В этом отношении меры, принятые Дибичем, — весьма поучительны. В Айдосе он издал прокламацию к жителям, в которой объявил об освобождении мусульманских жителей от постоя, о свободе богослужения и об оставлении занятой русскими местности под властью султана и под управлением турецких начальников. Эта прокламация успокоила магометан и обеспечила нашим войскам хороший прием со стороны мусульманского населения (христианское было и без того нам предано) и весьма облегчило дальнейшие операции нашей армии. Так как вскоре выяснилось сосредоточение значительных сил противника у Сливно, то главнокомандующий решил, прежде чем двинуться к Адрианополю, обеспечить себя разбитием турок под Сливно, что и удалось вполне 31 июля. В общем, Дибичу, в продолжение трех недель удалось, со своею ничтожною по численности армиею, рассеять до 50 тысяч турок и окончательно отрезать великого визиря, продолжавшего упорно сидеть в Шумле с остатками своей армии (около 15000 человек), имея против себя почти равносильный русский заслон (корпус генерала Красовского).

Бездеятельность и неспособность турецких начальников, дружественное отношение населения и совершенная деморализация турецких войск, разбегавшихся при приближении русских почти без боя, побудили главнокомандующего, со своими 20—25 тысячами, двинуться к Адрианополю, в надежде одним своим появлением перед этим городом вынудить султана к миру. Сделав в 6 дней 120 верст под палящим зноем и ежедневно теряя много людей от лихорадок, русская армия, в составе всего 20 тысяч строевых, утром, 7 августа, подошла к Адрианополю, защищаемому Галиль-пашею с 30-тысячным корпусом, состоявшим из войск и вооруженных жителей. Окрестности города позволяли упорно оборонять его; каждая задержка в этом отношении была крайне важна для турок, давая им возможность оправиться и организовать более сильное сопротивление, и чрезвычайно невыгодно для таявшей от болезней русской армии. Ho предыдущие успехи наши до такой степени подавили и ошеломили противника, что Галиль-паша немедленно прислал парламентера с предложением сдачи города. Хорошо понимая необходимость не дать туркам опомниться, Дибич потребовал, чтобы через четырнадцать часов сданы были оружие, артиллерия и боевые припасы; пашам и обезоруженному войску разрешалось уйти, только не по направлению к Константинополю. В то же время сделаны были приготовления к штурму, которого, однако, не потребовалось: утром 8-го августа, когда армия наша двинулась к городу, навстречу ей вышли жители с изъявлением покорности. Турецкие войска бросили оружие и укрепления. Наши трофеи состояли из 56 орудий, множества оружия и боевых припасов.

Смелое движение Дибича к Адрианополю всего с 20000 человек является образцом решительности. Главнокомандующий основательно рассудил, что, в его положении, самое отважное решение — самое надежное. Поэтому действия его, когда он, пользуясь немногими неделями благоприятного времени года, решился исполнить с остатками своих военных сил такие предприятия, которые, при иной обстановке, потребовали бы новой кампании и новой армии, — высоко поучительны.

Успешные действия русских на малоазиатском театре войны (занятие Эрзерума), падение Адрианополя, тесная блокада нашими эскадрами проливов и внутренние неурядицы в Турции — заставили, наконец, султана начать мирные переговоры. Надеясь на вмешательство Австрии и Англии, турецкие уполномоченные стали затягивать переговоры. Графу Дибичу хорошо было известно, что занятие Константинополя, во избежание международных осложнений, не входило в планы Императора Николая, но, желая оказать давление на турок, главнокомандующий объявил уполномоченным Порты, что на получение окончательных инструкций дает им срок до 1 сентября, грозя возобновить военные действия, если мир после этого не будет заключен. В то же время, чтобы подействовать на противника угрозою наступления на Константинополь, главнокомандующий распорядился движением войск вперед. Наши отряды заняли Люле-Бургас, Демотику, некоторые другие пункты, и подступили к Эносу, комендант которого сдался на капитуляцию, причем в наши руки попало 54 орудия. Весть о движении русских к Константинополю произвела в нем сильнейшее смятение; решимость главнокомандующего не замедлила принести желаемые плоды: турецкие уполномоченные признали все требования России — и 2 сентября был подписан Адрианопольский мир, по которому Молдавия, Валахия и Сербия, оставаясь под гегемонией Турции, приобрели самостоятельное управление, а господарей положено избирать пожизненно; турецкие крепости на левом берегу Дуная были срыты; признавалась полная независимость Греции; открыт был свободный пропуск для торговых судов всех наций через проливы. Россия получила, в вознаграждение за военные издержки Анапу, Поти, Ахалцых, Ацхур и Ахалкалаки и денежную контрибуцию.

Счастливо оконченная кампания доставила графу Дибичу, кроме наименования Забалканского (30 июля), — алмазные знаки ордена св. Апостола Андрея Первозванного (28 авг.), орден св. Георгия 1-й степени (12 сент.) и, наконец, фельдмаршальский жезл (22 сент.), на 45-м году от рождения. Сверх того, Государь пожаловал 30 августа супругу Дибича, графиню Анну (Женни) Егоровну, в статс-дамы. Прусский король удостоил фельдмаршала алмазными знаками ордена Черного Орла и богато украшенною алмазами шпагою с вензелем.

"Победоносная армия, предводительству вашему вверенная," — писал Император к графу Ивану Ивановичу от 12 сентября — "с самого открытия кампании не переставала ознаменовывать себя блистательнейшими подвигами. Совершенное разбитие главных сил Верховного Визиря при селении Кулевчи, покорение крепости Силистрии, незабвенный